On Improving the Legal Structure of Protecting Family Members of Deceased Participants in a Special Military Operation: the Problem of Legalizing “De Facto Marital Relations”

Full Text

Введение

В настоящее время члены семей погибших при выполнении задач специальной военной операции уже на законодательном уровне получили ряд мер поддержки, льгот и преференций [1]. Некоторые социально-правовые инструменты защиты различной отраслевой направленности еще не легализованы, и на законотворческом этапе продолжается работа по их обсуждению и совершенствованию. Как представляется, подобный социально-правовой инструментарий содержится в законопроекте49 о легализации «фактических брачных отношений» погибшего или признанного умершим участника СВО для обеспечения членам семьи финансовой поддержки со стороны государства. Вместе с тем, несмотря на поддержку законодательной инициативы в первом чтении, ряд проблемных вопросов, которые могут возникнуть при легализации «фактических брачных отношений», не нашли законодательного решения, некоторые аспекты инструментария, а возможно, и сам правотворческий подход нуждаются в совершенствовании.

Методы

Методологическую основу исследования составляют общие логические методы познания социально-правовых явлений (анализ, синтез, обобщение, систематизация и др.), а также общие научные, частные научные и специальные методы – формально-юридический, логический, сравнительно-правовой, межотраслевой и другие, применяемые в комплексе, что позволило обосновать концептуально-альтернативный подход к легализации «фактических брачных отношений» жен лиц, погибших при выполнении задач специальной военной операции.

Результаты исследования

История вопроса и суть законотворческого замысла

Для погружения в отмеченную проблематику обратимся к истории вопроса. Импульсом к разработке и обсуждению инициативы послужил перечень поручений В. В. Путина, утвержденный по итогам заседания Совета при Президенте по развитию гражданского общества и правам человека, где Правительству Российской Федерации ставилась задача

«…представить предложения о мерах поддержки (в части, касающейся материального обеспечения, оказания медицинской помощи, предоставления возможности получения образования, повышения квалификации, профессиональной переподготовки) жен лиц, погибших (умерших) при выполнении задач специальной военной операции», а также, что вызывает особый интерес в контексте поднятой проблематики, «…и женщин, которые не заключили брак с такими лицами, но совместно проживали с ними, вели общее хозяйство либо имеют общих детей»50.

В оперативном порядке в соответствии с поручением в части разработки мер поддержки «фактических» жен погибших участников специальной военной операции депутатом Государственной Думы П. В. Крашенинниковым, сенаторами Российской Федерации А. А. Турчаком, А. А. Клишасом был предложен проект федерального закона «О внесении изменений в Федеральный закон “О введении в действие части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации” (о фактических брачных отношениях)». Суть предлагаемого законотворческого подхода к решению поставленной Президентом России проблемы раскрывается в пояснительной записке к законопроекту, где отмечается, что он разработан «…с целью защиты интересов членов “фактической” семьи военнослужащих, принимавших участие и погибших во время специальной военной операции»51, обеспечения членам такой семьи материальной поддержки от государства. В пояснении отмечается, что предлагается «…предусмотреть возможность признавать супругом после смерти одного из фактических супругов, поскольку в данном случае невозможно оформление брачного отношения на прошлый период в связи со смертью или исчезновением лица в связи с участием в специальной военной операции»52. Вследствие этого «…семьи лишаются “кормильца” и в действующем законодательстве нет правовых средств и механизмов защиты интересов таких членов семьи военнослужащего»53.

Законопроектом предлагается следующий механизм защиты. В суде в порядке особого производства должен быть «…установлен факт нахождения в брачных отношениях, если погибший на СВО мужчина и женщина проживали совместно не менее трех лет или не менее одного года при наличии совместного ребенка и вели общее хозяйство»54. Предполагается, что в судебном решении об установлении факта нахождения в брачных отношениях будет указываться момент их возникновения, установленные брачные отношения будут признаваться браком и «фактическая» супруга приобретет право наследования, права на социальные и иные льготы в соответствии с действующим законодательством. При этом предлагается распространить эти нормы и на те «фактические» семьи, «которые сложились до вступления закона в силу»55.

Критика законотворческой инициативы и нерешенные проблемные вопросы

В целом данная законодательная инициатива нашла поддержку у экспертов, в частности, Президентский совет по кодификации, при условии устранения ряда высказанных замечаний, поддержал концепцию законопроекта о «фактических брачных отношениях»56. Суть замечаний, содержащихся в заключении Президентского совета по кодификации57, сводилась к следующему: предлагалось уточнить субъектный состав участников отношений, относящихся к предмету его регулирования; обращалось внимание на то, что остается нерешенной проблема причинно-следственных связей между боевыми действиями и гибелью. К примеру, «смерть может наступить не только из-за ранений, полученных в результате попадания снаряда в дом, но и от сердечного приступа, случившегося на этом фоне. Во втором случае неясно, можно ли утверждать о смерти в результате боевых действий»58.

Отмечалось, «…что при доработке текста Проекта необходимо прямо указать на недопустимость установления факта состояния в брачных отношениях в случае, если заявитель либо погибший, или признанный безвестно отсутствующим, или объявленный умершим состоят или состояли (к моменту гибели) в браке с иными лицами»59, что могло бы нарушить принцип моногамии. Это замечание представляется принципиально значимым, обусловливающим добавление в законопроект нормы о том, что ни одно из лиц, находящихся в фактических брачных отношениях, признаваемых судом браком, не должно было состоять в официальном брачном союзе с кем бы то ни было еще.

Обращалось внимание на то, что приравнивание рассматриваемых в законопроекте «…ситуаций к браку требует проверки судом всех условий вступления в брак и препятствий к его совершению, что означает необходимость указания в Проекте на соблюдение требований статей 12–14 Семейного кодекса Российской Федерации, в том числе требований к брачному возрасту»60. Были и редакционные замечания. Признавалось целесообразным слова «проживали совместно не менее одного года при наличии совместного ребенка» заменить словами «проживали совместно не менее одного года, имели общего ребенка»61. С учетом необходимости устранения высказанных замечаний законопроект был поддержан.

Конструктивные предложения по совершенствованию законопроекта

Вместе с тем представляется, что даже в случае внесения изменений, учитывающих обоснованные замечания, в законопроекте останутся и другие нерешенные вопросы практического характера, на многие из которых обращается внимание в научных публикациях, посвященных обсуждению этой проблемы.

Потребуются ли в случае принятия законопроекта о «фактических брачных отношениях» корректировки других нормативных правовых актов, кроме ГК РФ? Каких?

Очевидно, что легализация законодательной инициативы потребует внесения изменений в Семейный кодекс, признающий брак, заключенный только в ЗАГСе, а также в Закон «Об актах гражданского состояния», согласно которому права и обязанности супругов возникают с момента государственной регистрации брака. Принятие же законопроекта подразумевает установление нового вида акта гражданского состояния, порядка его государственной регистрации и внесения сведений о нем в Единый государственный реестр записей актов гражданского состояния (далее – ЕГР ЗАГС), что должно получить легальное подтверждение.

В отзыве Правительства Российской Федерации содержится предложение об исключении из законопроекта положения о внесении в ЕГР ЗАГС сведения об установленном в судебном порядке «фактическом браке» в связи с необходимостью выделения дополнительных ассигнований за счет средств федерального бюджета62. Вряд ли это предложение вызовет ожидаемый эффект, дополнительных бюджетных ассигнований невозможно избежать.

Возможна явка безвестно отсутствующего лица [2]. Что делать, если пропавший без вести участник СВО окажется в живых, возвратится из плена, а суд признал его находившимся в браке? Как восстановить нарушенный принцип добровольности при вступлении в брак лица, которое не выражало согласие на его заключение?

В условиях существенного сокращения сроков признания судом безвестно отсутствующим участника СВО до полугода может возникнуть ситуация, при которой военнослужащий, возвратившись из плена, встанет перед фактом, что он является законным мужем женщины, с которой он состоял в «фактических брачных отношениях». Не менее трех лет он сожительствовал с партнершей, они имели возможность подать заявление в ЗАГС, но тем не менее это право не реализовали по причине, их обоих устраивающей.

При наличии особых обстоятельств (ст. 11 СК РФ), к которым можно отнести мобилизацию, регистрация брака была возможна и в день подачи заявления. Участники СВО имеют гарантированное право на отпуск. Заверить подпись на заявлении о заключении брака (п. 2 ст. 26 Федерального закона «Об актах гражданского состояния») с 14 апреля 2023 г. вправе командиры воинских частей или начальники военных госпиталей, так что при желании заключение брака в органах ЗАГС участником СВО не является непреодолимым препятствием.

Очевидно, что если граждане не заключают законный брак, то для этого у них имеются веские обстоятельства. В связи с этим в целях обеспечения принципа добровольности при вступлении в брак лица, которое не выражало согласие на его заключение, видится целесообразным предусмотреть в законопроекте норму о возможности оспаривания факта нахождения в «фактическом браке» в случае явки лица, признанного безвестно отсутствующим или объявленного умершим.

Кроме того, с легализацией правовой конструкции признания «фактических брачных отношений» возрастает вероятность появления проблемных ситуаций, обусловленных различными злоупотреблениями со стороны недобросовестных «фактических» супругов. Не исключен, например, случай, когда дети рождены не от сожителя. Тогда что же, придется устанавливать одновременно с фактом состояния в фактических брачных отношениях и факт отцовства или факт признания отцовства (ст. 50 СК РФ) [3]? Или как быть, если супруг (супруга), не расторгнув брак, вступили в фактические брачные отношения с другим партнером или с несколькими? Не исключены ситуации, когда в суд может поступить, например, два аналогичных заявления от разных женщин, каждая из которых в свое время состояла в фактических брачных отношениях с участником СВО и имеет с ним совместных детей. Кого призывать в качестве наследника – партнера в зарегистрированном браке или «фактического» [2, с. 118]? Ответить на эти вопросы в рамках предложенной в законопроекте концепции будет трудно.

Обоснование необходимости изменения законотворческого подхода

Думается, что правотворческий подход, предполагающий легализацию правовой конструкции признания «фактических брачных отношений», не вполне совершенен. Критически анализируя законопроект, О. В. Кузнецова делает вывод, что он «…противоречит нормам действующего семейного законодательства, нарушает принципы семейного права» [3, с. 30]. Однако конструктивный подход к совершенствованию законопроекта должен заключаться не в его отрицании, а в предложении пути решения проблемы, обозначенной Президентом Российской Федерации, обеспечивающего выполнение поручения по предоставлению мер поддержки членам семей погибших участников СВО.

Рассматривая проблему под этим углом зрения, видится целесообразным скорректировать концепцию законотворческого подхода к решению проблемы. Здесь нужна регламентация порядка установления факта нахождения в брачных отношениях участника СВО посредством, как мы полагаем, внесения изменений в гражданское наследственное законодательство (в часть третью ГК РФ). Как представляется, в целях избежания огромного количества возможных проблемных вопросов, потенциально порождающих имущественные конфликты, «фактическая» супруга должна не приобретать «право наследования», а получить только «права на социальные льготы».

В измененной концепции законопроекта акцент должен быть сделан не на имущественный аспект отношений, вытекающий из факта признания брачных отношений, а на моральный. Моральное удовлетворение женщина, состоящая в отношениях с участником СВО, может получить посредством предоставления возможности заключения брака после его гибели, т. е. легализации правовой конструкции «посмертного брака». В этом случае у вдовы появится законное право на социальную защиту не только ее, но, возможно, и рожденного после смерти отца ребенка, включая меры материальной поддержки в соответствии с действующим законодательством.

Представляется, что постановка вопроса в научной литературе о рассмотрении «брака после смерти участника СВО» через призму «решения имущественных проблем фактических супругов» [3] неоправданна с учетом отечественного и мирового правоприменительного опыта. В Советском Союзе практика признания в судебном порядке «фактических брачных отношений», если это было невозможно сделать из-за «…смерти или вследствие пропажи без вести на фронте одного из фактических супругов»63, рассматривалась в качестве инструмента стимулирования рождаемости, и на вдов в этом случае распространялись меры государственной поддержки64. С принятием данного решения существование «фактических браков», допускаемых Кодексом законов о браке, семье и опеке 1926 г., более не признавалось законным [2, с. 113].

Одним из наиболее значимых недостатков рассматриваемого законопроекта о легализации «фактических брачных отношений» погибшего участника СВО, по нашему мнению, является то, что он в концептуальном плане повторяет отклоненный в 2018 г. законопроект № 368962-7, который закреплял «статус фактических брачных отношений», что предполагало «наступление прав и обязанностей супругов, предусмотренных семейным и гражданским законодательством»65, и в первую очередь – имущественных. По мнению члена Совета Федерации А. В. Белякова, разработчика данного законопроекта, при соблюдении ряда условий, позволяющих установить «фактические брачные отношения», имущество, приобретенное этими лицами «в период их совместного проживания», должно было признаваться «их совместной собственностью»66.

Данная законодательная инициатива была отрицательно оценена Комитетом Государственной Думы по вопросу семьи, женщин и детей, рекомендовавшим отклонить этот законопроект, поскольку он «…противоречит положениям Концепции государственной семейной политики в Российской Федерации на период до 2025 года», не соответствует «традиционным семейным ценностям»67. В заключении Комитета отмечалось, что предлагаемый законотворческий подход «…на практике дискредитирует институт брака и фактически лишает его юридического смысла»68, с чем солидарны многие ученые [4; 5; 6; 7]. Идея легализации фактических брачных отношений последовательно осуждалась и другими авторитетными учеными, среди которых можно назвать О. Ю. Ильину [8], О. А. Косову [9], еще задолго до внесения законопроекта на обсуждение в Государственную Думу. В связи с тем, что «…проект о приравнивании по правовым последствиям “вольного супружества” к супружеству зарегистрированному…» не поддерживается «общественным большинством», «…можно обойтись и более аккуратными (более тонкими для восприятия) решениями, в которых главной задачей была бы прописана… возможность справедливой защиты жизненно важных интересов сторон, а также и их общих детей» [10, с. 39].

Трудно сказать, можно ли считать ученых, полагающих неприемлемой легализацию фактических брачных отношений в России, «общественным большинством», поскольку сторонников законодательного их признания в научном сообществе также немало [11; 12; 13], но позиция профессора Н. Н. Тарусиной видится достаточно перспективной.

В этом контексте представляется, что в нашем случае «более тонким», альтернативным решением проблемы, обозначенной в поручении Президента Российской Федерации, не раздражающим чувства традиционно-ценностного семейно-ориентированного «общественного большинства» и их оппонентов, в не меньшей степени разделяющих данные ценности [14], могла бы стать легализация конструкции посмертного брака, учитывающего вышеотмеченные замечания.

В мировой правоприменительной практике таким образом данная проблема решается во Франции, где в ст. 171 Гражданского кодекса легализованы посмертные браки (mariage posthume). Вместе с тем «этот брак не влечет за собой какого-либо права наследования без завещания в пользу пережившего супруга, и считается, что между супругами не существовало никакого супружеского режима»69. Посмертный брак во Франции приносит как моральное удовлетворение женщине в признании ее статуса «законной жены», так и материальное – предоставление социального обеспечения. Для признания посмертного брака подается заявление на имя Президента Франции, который, если сочтет причины его заключения уважительными, вправе санкционировать процедуру проверки фактических обстоятельств, позволяющих установить посмертную волю умершего на заключение брака. При этом учитываются продолжительность «квазибрачных» (фактических) отношений, наличие совместных детей, беременность [15, с. 73], а также мнение по этому вопросу семьи покойного, так как вдова приобретает также право на его имя. После подтверждения министром юстиции, региональным прокурором обстоятельств, указанных в заявлении на заключение «брака после смерти», Президент может вынести положительное решение [16]. В случае, если посмертный брак заключается с погибшим участником боевых действий, то решение Президента не требуется, и в соответствии со ст. 96-1 Гражданского кодекса Франции предусмотрена упрощенная процедура: разрешение дается министром обороны, хранителем печатей и министром юстиции70.

Есть основание считать, что явление «посмертных браков» носит во Франции исключительно немассовой, индивидуальный, эмоциональный характер, имеет семейно-правовую природу, учитывающую военно-правовой аспект отношений, а установленная законом невозможность предъявления вдовой имущественных претензий к семье умершего исключает потенциальные конфликты и попытки злоупотребления своим статусом.

Обсуждение и заключение

Проведенное исследование доказывает, что у институтов «фактических брачных отношений» и «посмертных браков» различная правовая природа, и легализация этих правовых конструкций должна осуществляться соответствующими их природе правовыми средствами. Учет всех высказанных критических замечаний к законопроекту о «фактических брачных отношениях» не изменит их правовой природы, поскольку дополнения вносятся в часть третью ГК РФ, что потенциально предполагает возникновение наследственных правоотношений в семье погибшего участника СВО и возможность последующих имущественных споров. Концептуальное изменение законотворческого подхода к практической реализации президентского поручения «в части разработки мер поддержки “фактических” жен погибших участников специальной военной операции»71 видится посредством внесения изменений в Семейный кодекс Российской Федерации, легализующих «посмертные браки», и в Закон «Об актах гражданского состояния».

Таким образом, с учетом отечественной и зарубежной правоприменительной практики в качестве вектора совершенствования правовой конструкции защиты членов семей погибших участников специальной военной операции следует признать необходимость изменения концепции законопроекта о «фактических брачных отношениях». Смещение акцентов в предлагаемом правовом инструментарии с «имущественного» на «моральный» способно, с одной стороны, предотвратить возможность предъявления вдовой имущественных претензий к семье умершего, исключить потенциальные наследственные споры, попытки злоупотребления своим статусом, а с другой – обеспечить надежную социальную защиту «фактических» жен погибших участников специальной военной операции. Представляется, что учет данной рекомендации в целом положительно скажется на исполнении поручения Верховного главнокомандующего Вооруженными Силами Российской Федерации.

Заявленный вклад авторов / Contribution of the authors

Авторы сделали эквивалентный вклад в подготовку публикации.

The authors contributed equally to this article.

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

The authors declare no conflict of interests.

Статья поступила в редакцию 05.01.2025; одобрена после рецензирования 07.02.2025; принята к публикации 03.04.2025.

The article was submitted 05.01.2025; approved after reviewing 07.02.2025; accepted for publication 03.04.2025.

About the authors

Alexey V. Barkov

Prince Alexander Nevsky Military University of the Ministry of Defense of the Russian Federation; Financial University under the Government of the Russian Federation

Author for correspondence.
Email: barkov_a_v@mail.ru

Dr. Sci. (Law), Professor, Professor at the Civil Law Department; Professor at the Legal Regulation of Economic Activity Department

Russian Federation, build. 1, 14 Bolshaya Sadovaya St., Moscow; 49/2 Leningradsky Ave., Moscow

Yana S. Grishina

Russian State University of Justice named after V. M. Lebedev

Email: grishinel@inbox.ru

Dr. Sci. (Law), Associate Professor, Professor at the Civil Law Department

69 Novocheremushkinskaya St., Moscow

References

Supplementary files