Том 21, № 2 (2023)

Ценностные категории прямо не манифестируются в былинах. Они определяются через изображение тех последствий (положительных или, наоборот, отрицательных), которые возымел мотивированный ими поступок протагониста. В статье выделен ряд аксиологических категорий, утверждаемых в русской эпической поэзии: честь «внешних» по отношению к персонажу объектов (материальных и нематериальных святынь), соборная слава русского богатырства, богатырский дар («таланучасть»), понятый как бремя бескорыстного служения, а также «сердце богатырское», взятое в аспекте своей способности гневаться из-за несправедливости и беззакония. Все эти категории совпадают с утверждаемым Отцами Церкви мировоззрением «нового человека», предполагающим отказ от личной чести и славы, бескорыстное служение Богу своим талантом, а также благочестивое ревнование о святынях. Одновременно такие ценности, связываемые с негативными последствиями мотивированных ими поступков, как личная честь и личная слава, «сердце богатырское», способное испытывать «героический гнев», и богатырский дар как личное право на богатство и высокий социальный статус, — совпадают с отрицаемыми Отцами Церкви страстями «ветхого человека». Это обстоятельство определяет русский былинный эпос как явление христианской культуры.

В статье рассмотрены особенности и генезис образа кукушки в якутском эпосе олонхо. Всего проанализировано 58 текстов олонхо, включая ранние записи XIX — начала XX в. Для сопоставления привлечены материалы других тюркских эпосов: алтайского, хакасского, шорского и тувинского. По сравнению с фольклором тюркских народов в целом, где семантика образа кукушки была двойственной, в эпосе отразилось преимущественно импонирующее (предвестник благополучия и процветания) либо нейтральное отношение к данной птице. Детально описан образ в составе сравнения «кукушка с конскую голову», ранее функционировавшего во всех пяти рассмотренных эпосах; наблюдения предшественников дополнены вновь выявленными вариантами употребления сравнительной конструкции. На основании существовавшего различия в эпитетах: если в алтайском, хакасском, шорском и тувинском эпосах репрезентировалась «золотая кукушка», то в якутском олонхо — «звонко-говорливая» — высказано предположение, что якутский эпос олонхо, сохранивший самый ранний вариант образа тюркской кукушки, мог отделиться от общего, пратюркского эпоса до развития в последнем «культа золота». В якутской эпической традиции обнаружено и систематизировано пять основных устойчивых формул, содержащих образ кукушки и имеющих положительную коннотацию: в них кукушка предстает как символ вечного лета и процветания; как символ плодородия; как предсказатель, предотвращающий несчастье. Описаны варианты конструкций с общим концептом «кукушка-удаганка», представляющие эту птицу как транслятора между миром людей и главным верховным божеством-покровителем якутов Юрюнг Аар Тойоном. При этом образ кукушки тесно переплетен с образом звонкоголосой белой удаганки (айыы дьаргыл удаган). Также выделена группа семантически неоднородных конструкций позднего периода (после 1932 г.), появившихся под влиянием шаманизма, народных примет и поверий и имеющих по большей части отрицательную коннотацию. Сделан вывод, что в формировании якутской версии образа кукушки ключевую роль сыграла удаганская культура, а на позднем этапе некоторые трансформации внес шаманизм.

Предметом научной рефлексии является рецепция и творческая интерпретация писателем конца XVIII – начала XIX в. В. В. Измайловым идей руссоизма как особого типологического течения в философии европейского Просвещения, во многом определившего эстетические и аксиологические принципы русского сентиментализма. Руссоистские идеи «естественного закона», «чувствительности сердца», «добродетели», оппозиция «естественного» и «цивилизованного человека» являются содержательными факторами в поэтике Измайлова. В них осуществляется поэтизация добродетельного героя как «человека природы», естественного равенства людей, жизни «в мире с природой и человечеством». Типология конфликтов и сюжетно-композиционных структур повестей Измайлова генетически связана с идеями социальной антропологии Руссо. Сопрягая идеи «образование разума» и «образование сердца», Измайлов-художник в наследии женевского мыслителя актуализировал нравственно-просветительские концепции «творения добра в мире», с чем соотносил задачи социокультурного прогресса в России послепетровского времени. Философско-эстетические принципы Измайлова-писателя, восходящие к идеям руссоизма, оказали существенное воздействие на формирование жанрового типа русской сентиментальной повести и поэтику русского травелога. Сохраняя свой мировоззренческий суверенитет, писатель не только популяризировал идеи руссоизма, но и полемизировал с Руссо по проблемам «гражданского просвещения», пересматривая обоснованную философом антитезу «человек» и «гражданин» и критически воспринимая его суждения об отрицательном воздействии европейской цивилизации на национальный уклад народной жизни России. В своей общественно литературной деятельности В. В. Измайлов актуализировал руссоистские идеи синтеза «естественного» и «просвещенного человека», усматривая в этом перспективы развития человечества.

В статье рассмотрены иранские образы В. Хлебникова, связанные с пребыванием поэта в Гиляне в апреле — июле 1921 г. Актуальность статьи определяется необходимостью исследования гилянского компонента поэтики Хлебникова, не сводимого к умозрительно-обобщенным образам Азии. Показано разнообразие поэтических воплощений Гиляна, представленного образами его жителей, ландшафтов, мифологии, древней и актуальной истории. Предложено прочтение стихотворения «Ночь в Персии» как духовного опыта освоения пространства. Проанализирована специфика женских образов в стихотворениях «Новруз труда», «С утробой медною…», а также образов гилянской знати в поэме «Труба Гульмуллы». Гилянские образы дали возможность конкретизировать идеи поэта о единстве общечеловеческой судьбы. Впервые к обсуждению восточной темы в творчестве Хлебникова привлечены варианты очерка

«Железное перо на ветке вербы». Определены смысловые коннотации вербы как орудия писательского труда и одновременно христианского символа. В композиции очерка воссоздана логика священной истории: от Вербного воскресенья — к Пасхе. Трагическая смерть гилянского политического лидера Кучук-хана соотнесена с идеей жертвенной любви, воплощенной в авангардном творении художника П. Митурича. Таким образом, насильственному освобождению Востока поэт противопоставляет его духовное преображение усилиями поэтов и художников. Образы Гиляна воплощают представления поэта о характере иранских влияний и отражают непосредственное персидское воздействие на русскую литературу, действенно расширяя ее границы.

В статье рассмотрены образы эпизодических персонажей Г. Газданова, «литературным прототипом» для которых послужила главная героиня новеллы Г. Флобера «Простая душа», — это горничная и повариха из романа «Вечер у Клэр», кухарка из рассказа «Вечерний спутник», ряд персонажей «Ночных дорог». Сближающими их чертами стали постоянная перемена привязанностей, рассеянность, задумчивость, «застывший» возраст, крестьянское происхождение, «деревянность» как символ застывшей неподвижности, буржуазность, мотив «географического кретинизма» и пр. Наложение интертекстуальных пластов прослежено в образах героев «Ночных дорог»: в Федорченко и Сюзанне переплетаются черты Фелисите и ее чеховски переосмысленной сестры — Душечки. В творчестве Газданова разнообразные формы интертекстуальности нацелены не просто на создание корреляции с известными читателю литературными типами. Чужой образ Газданов трансформирует с опорой на интерпретатора-предшественника: образы Флобера восприняты через чеховское видение. Прослежен полигенетический характер газдановского интертекста — одновременная адресация к нескольким литературным или историческим источникам: помимо флоберовского текста, это рецепция «ленинской кухарки», которая «должна научиться управлять государством» (как символ «подмены» социальных ролей, социального безвременья). Дешифрующим ключом к пониманию флоберовского интертекста у Газданова стала фраза из диалога о кухарке в «Вечернем спутнике»: «Вот о ней бы и написать книгу». Здесь в полной мере раскрыт предмет писательского интереса, близость флоберовскому пониманию литературного героя — героя любого социального уровня, достойного стать предметом авторского изображения. Газданов не просто солидаризируется с французским писателем, но предлагает свое видение. Всем перечисленным персонажам присуще пристрастие к алкоголю: пьянство становится для героя-обывателя способом заполнить пустоту существования. Это газдановский вариант «компенсации» в ответ на выведенный в новелле Флобера запрос «простой души» на чувства.

Статья посвящена вопросу отражения концепции «трех миров» Г. Сковороды в философской лирике А. Тарковского, который считал украинского мыслителя своим духовным учителем. Его религиозно-мистическая концепция предусматривала взаимное гармоническое соотношение макрокосмоса (Вселенной), микрокосмоса (человека) и символического мира Библии. На примере избранных стихотворений проанализировано художественное наполнение и поэтическая структура образов макро- и микрокосмоса. Весьма показателен пространственный аспект хронотопа в поэзии Тарковского, который в ряде случаев непосредственно соотносится с категорией макрокосмоса. Одним из самых репрезентативных его проявлений выступает пространство степи. Оно сохраняет все признаки традиционно-самодостаточного географического ландшафта с его характерными реалиями и при этом предстает как универсальное духовное пространство, которое дает ощущение внутренней свободы. Целостная пространственная перспектива макрокосмоса разворачивается как по горизонтали (степь и др. топосы), так и по вертикали: от земли — до неба — и дальше — к звездам. Микрокосмос у Тарковского, как и у Сковороды, имеет религиозно-этическую окраску. Он представлен высокосуггестивными образами лирического героя, который пристально всматривается в окружающий мир, ощущая себя его неотъемлемой частью. В ходе активного взаимодействия не только микрокосмос уподобляется макрокосмосу, но и «великий мир» органически вочеловечивается. Осознание гармонической взаимосвязи Вселенной и человека в произведениях Тарковского нередко осуществляется при посредстве явных и скрытых библейских контекстов.