Том 34, № 4 (2024)

В этом тексте мы (то есть я и вы, еще не заинтересованные читатели) исследуем сложные отношения между реальностью и вымыслом. С помощью размышления о фикшене — иными словами, о вымысле — в форме кино, театра и видеоигр я намереваюсь окунуть вас в увлекательные сложности человеческого опыта. Вы станете свидетелями того, как фикшен отражает и имитирует нашу собственную реальность. За помощью я обращусь к американскому социологу повседневной жизни Ирвингу Гофману, а за иллюстрацией — к мультсериалу «Подозрительная сова». Если вы поклонник литературы, кино или просто заинтригованы механикой человеческого разума, микросоциологический взгляд на взаимодействие между реальным и нереальным — это призма, через которую можно увидеть новые грани нашей повседневной жизни. Приглашаю вас отправиться в путешествие в суть самого нашего существа и бросить вызов предположениям о том, что действительно реально. И все это всего на нескольких страницах! Погнали!

Этот текст не про Эмиля Дюркгейма и не про фильм. Это небольшое упражнение, демонстрирующее, как локальная социологическая теория может быть применена для анализа художественного произведения. Для этого разбирается одно теоретическое напряжение, содержащееся внутри представлений французского социолога о сущности человеческого эгоизма. Отсылка к фильму «Вавилон» (2022) поэтому не более чем иллюстративна. Она тем не менее позволяет наглядно описать идеально-типические характеристики «эгоистического» самоубийства.

Статья анализирует реакцию бюрократических структур Советского Союза на пьесу Владимира Губарева «Саркофаг», опубликованную вскоре после Чернобыльской аварии. Автор рассматривает, как бюрократические механизмы интерпретируют художественные произведения как потенциальные угрозы социальному порядку. Основываясь на теории социальных кризисов Пьера Бурдьё, статья исследует государственное символическое насилие, его роль в формировании восприятия объектов мира различными агентами и техники, которые используются государственным аппаратом, чтобы приручить фантазию и восстановить границы между различными социальными полями.

В мире, где настройка тела больше не ограничивается видеоиграми вроде Cyberpunk 2077, я исследую слияние плоти и технологии. Ограничены ли мы своей физической формой или есть пространство для развития, для модернизации? Эта статья затрагивает переплетение человеческой природы и кибернетики, поднимая вопросы о нашем существовании в технологически опосредованном мире. Где заканчивается человек и начинается машина?

Научно-фантастическим аниме никого не удивить, совсем другое дело - аниме политико-философское, иллюстрирующее ключевые концепции таких классиков, как Платон, Томас Гоббс, Фридрих Ницше. И вслед за ними ставящее мысленный эксперимент, оформленный в художественное произведение, в котором человек как биологический вид полностью исчезает, частично эволюционируя в другое существо. То, как это может произойти, чем сопровождаться и к чему привести, является сюжетообразующим ядром в аниме-сериале «Из Нового света» (新世界より Синсэкай Ёри, 2012–2013) и предметом рассмотрения в настоящей статье.

Миры цивильного и криминального настолько полярны, что почти никогда не пересекаются между собой. Один - порядок и стабильность, другой же - зловещий хаос. По крайней мере, на первый и очень обманчивый взгляд. В прогулках по неоновым улицам Японии 1980-х годов это озарение приходит постепенно. В сплетнях прохожих, в тенях городских аллей в жизнь города вплетаются грозные, но загадочные якудза. Они словно копоть с выхлопных газов общества, что проникает в его тончайшие изъяны и обнажает все своими грязными цепями. Серия игр «Якудза» прекрасно показывает эту еле заметную, но крепкую связь. А социология власти поможет нам копнуть глубже в ее смыслы и функции.

В фантастическом мире аниме-сериала «Обещанный Неверленд» (2019) людей выращивают на съедение монстрам. Однако так называемые человеческие фермы умело маскируются под сиротские приюты: ничего не подозревающие подопечные беззаботно проводят день за днем, пока, наконец, не получают «билет в большую жизнь», который на самом деле становится «билетом в один конец». При этом, если говорить об устройстве ферм, то они обладают большинством признаков тотальных институтов. Автор статьи рассмотривает характеристики вымышленных ферм «Неверленда» с точки зрения соответствия реально существующей в социологии теории тотальных институтов Ирвинга Гофмана, а также выделяет специфические особенности этого кейса.

Социологическая литература о зомби обычно посвящена человеческим проблемам (капитализм, поп-культура и др.), а не зомби как таковым. Зомби как особая форма (не)жизни остается для социологов слепым пятном. Ученые других дисциплин, в частности эпидемиологи и нейропсихологи мозга, уже предложили свою программу изучения зомби. Наша задача - наметить концепции и гипотезы, которые социология может внести в этот формирующийся междисциплинарный проект. В центре внимания находится социальная организация зомби в связи с наблюдаемыми особенностями их поведения. Один из ключевых вопросов будущей социологии зомби сформулировали (пока без удовлетворительного ответа) нейропсихологи Тимоти Верстинен и Брэдли Войтек: почему единичный зомби выглядит тупым и неуклюжим, а масса зомби действует как слаженная грозная сила? В поисках основы для понимания зомби эссе возвращается к идеям социологии классического периода (Георг Зиммель, Эмиль Дюркгейм, Габриель Тард) и более поздним социально-антропологическим интуициям Мэри Дуглас, Виктора Тёрнера и Рене Жирара. Социологический взгляд на зомби позволяет увидеть в них не патологию, а особый способ организации совместной (не)жизни, способный соперничать с человеческим.