СУДЕБНЫЕ ПОЛНОМОЧИЯ НАЧАЛЬНИКА ЦЕНТРА КАВКАЗСКОЙ ЛИНИИ В 30-50-Е ГГ. XIX ВВ.

Полный текст

Во второй четверти XIX в. продолжились мероприятия российских властей, связанные с установлением и закреплением имперских институтов судебного и административного контроля на территории Центрального Кавказа. Административно-судебные преобразования на территории, находившейся под управлением начальника Центра Кавказской линии, протекали в сложных условиях, связанных с трудностями адаптации коренного населения к новому режиму.

Особенностью этого периода развития российского аппарата власти было отсутствие четкого разграничения полномочий между административными и судебными учреждениями. Часть своих административных полномочий начальник Центра Кавказской линии был вынужден делегировать подведомственным ему учреждениям (например, Временному Кабардинскому суду). И, в то же самое время, сложность общественных отношений на территории участка, вверенного начальнику Центра, диктовала необходимость контролировать некоторые элементы судопроизводства. Поэтому полагаем, что изучение судебных полномочий начальника Центра Кавказской линии открывает широкие перспективы как в научно-теоретическом, так и практическом плане. В научно-теоретическом плане разработка этой темы дает возможность глубже изучить процесс становления российской судебно-административной аппарата на территории Центрального Кавказа, вникнуть в особенности устройства судебных и административных учреждений на Кавказе в переходный период. В практическом – глубже изучить и уточнить детали административного процесса, связанного с включением территории региона в состав имперского государства, понять особенности формирования многоуровневой системы управления, оценить эффективность деятельности многопрофильных учреждений, а также наметить перспективы дальнейшего изучения особенностей взаимодействия органов власти с подведомственным населением.

Предметом статьи являются судебные полномочия начальника Центра Кавказской линии – лица, исполнявшего функции административного контроля – в период развития и дальнейшего закрепления на Центральном Кавказе российского судебно-административного аппарата.

Цель данного исследования заключается в том, чтобы, на основе анализа судебных полномочий начальника Центра Кавказской линии, составить представление о его месте в системе судопроизводства и определить его место и роль в вертикали судебного контроля, продолжавшей развиваться на Центральном Кавказе в 30–50-е гг. XIX в..

Вопросы судоустройства и судопроизводства на Центральном Кавказе во второй четверти XIX в. рассматривались в трудах Г.А. Кокиева [Кокиев 2005], Т.Х. Кумыкова [Кумыков 1967], Х.М. Думанова [Думанов 1976; Думанов 1988], [Думанов, Кушхов 1986], С.Н. Бейтуганова [Бейтуганов 1993], Ж.А. Калмыкова [Калмыков 1995], Ю.М. Кетова [Думанов, Кетов 2000], Г.Н. Малаховой [Малахова 2001], Ю.Ю. Клычникова [Клычников 2004], З.М. Блиевой [Блиева 2005], А.Х. Абазова [Абазов 2007; Абазов 2010; Абазов 2016], П.А. Кузьминова [Кузьминов 2009], Е.И. Кобахидзе [Кобахидзе 2010], Е.Г. Муратовой [Муратова 2012], С.А. Кубатко [Кубатко 2015], А.Н. Маремкулова [Маремкулов 2016].      В работах указанных авторов судебные учреждения на Центральном Кавказе рассматриваются как самостоятельные структуры с большим набором полномочий, а также определяется их роль во взаимодействии с органами административного контроля. Также сведения о судоустройстве на Центральном Кавказе во второй четверти XIX в. содержатся в ряде обобщающих трудов [Дзамихов 1995], [Века… 2017], [История… 2007].

По вопросам функционирования системы правосудия на Центральном Кавказе в 30–50-е гг. XIX в. имеется обширная источниковая база. Некоторые материалы по истории деятельности судебных учреждений введены в научный оборот в опубликованных сборниках архивных документов ([АКАК 1904], [Гарданов 1956], [Из документальной… 2000], [Из истории… 2008], [Документы… 2011] и др.). Значительный объем материалов был извлечен нами из фондов Центрального Государственного архива КБР. Изучены материалы из делопроизводственной документации начальника Центра Кавказской линии и Временного Кабардинского суда (рапорты начальников кордонных линий, извлечения из переписок начальника Центра Кавказской линии с Временным Кабардинским судом и военными судами, жалобы и прошения, адресованные как во Временный Кабардинский суд, так и начальнику Центра напрямую). Таким образом, доступная нам источниковая база позволяет изучить объем и характер судебных полномочий начальника Центра Кавказской линии в динамике и взаимодействии с подведомственными учреждениями.

Характеристика судебных функций начальника Центра Кавказской линии

Управление Центра Кавказской линии было образовано 24 ноября 1830 г. [Документы… 2011: 4]. Военно-стратегическое назначение этого участка Кавказской линии заключалось в «разделении непокорных народов Правого и Левого флангов», которое являлось важным для Кавказского линейного командования [ВСОРИ 1851: 118]. К концу 50-х гг. XIX в. в военном отношении Центр был разделен на 4 кордонные линии: «Кисловодская (участок Волжских казаков), Внутренняя Кабардинская или участок Горского полка, передовая Кабардинская и часть Военно-грузинской до пределов Владикавказского военного округа» [ВСОРИ 1851: 118].

К числу народов, относившихся к подведомственности начальника Центра Кавказской линии, относились кабардинцы, балкарцы, осетины-дигорцы, карачаевцы и абазинцы. В административном отношении в подведомственности Центра Кавказской линии относились Малокабардинское, Дигорское, Балкарское и Карачаево-абазинское приставства и отдельное управление Большой Кабарды.

Порядок подчинения судебных учреждений на Кавказе в 30-е гг. XIX в. определялся «Высочайше утвержденным учреждением для управления Кавказской Областью», принятым в 1827 г. [Административная… 2012:         121–137] (далее – «Учреждения» 1827 г.). Согласно Учреждению 1827 г., в подсудности линейных начальников находились, преимущественно, уголовные преступления. Особо может быть выделена группа дел о нападениях на Кавказскую линию [Документы… 2011: 28–29]. Эти дела относились к числу тяжелых преступлений и подлежали рассмотрению Кавказским линейным командованием? Имущественные претензии и незначительные правонарушения рассматривались самими горцами «…на основании древних обычаев и законов их» [Административная… 2012: 133]. Соответственно, в этот период отправление некоторых судебных полномочий начальником Центра Кавказской линии осуществлялось в соответствии с Учреждением 1827 г. Согласно п. 148 Учреждения 1827 г., начальник Центра обладал полномочиями разбирать и имущественные тяжбы, но только в том случае, когда обе тяжущиеся стороны обращались к его посредничеству.

Судебные полномочия начальник Центра осуществлял в процессе взаимодействия с Временным Кабардинским судом, военными судами, подведомственными приставствами (Балкарским – с 1846 г., Карачаево-Абазинским – до 1840 г., Малокабардинским – до 1847 г.), органами народного правосудия, институтами народного правосудия жителей Вольного аула, еврейского и немецкого населения региона.

Анализ делопроизводственной документации начальника Центра Кавказской линии показал, что его судебные функции заключались в: 1) нормативно-правовом регулировании деятельности подведомственных ему судебных органов: 2) осуществлении им роли высшей инстанции, к которой апеллировали при рассмотрении дел, предусмотренных «Учреждением» 1827 г.

Взаимодействие начальника Центра Кавказской линии с учреждениями локального судебно-административного контроля

Кабардинский временный суд.

Одним из учреждений, во взаимодействии с которым осуществлялись судебные полномочия начальника Центра Кавказской линии, был Временный Кабардинский суд. Он был учрежден в 1822 г. А.П. Ермоловым и изначально задумывался в качестве инстанции, которая должна была находиться и действовать в теснейшей взаимосвязи с Кавказским линейным командованием. Это подтверждает порядок его комплектования, который предусматривал существование должности секретаря, фактически контролировавшего деятельность суда [Кокиев 2005: 602–603].

Ряд исследователей подчеркивает, что сословный принцип комплектования Временного Кабардинского суда крайне негативно сказывался на качестве отправления им своих прямых функций [Блиева 2005: 258; Абазов 2007: 51; Кобахидзе 2010: 360]. Эту точку зрения подтверждают и материалы деятельности Временного Кабардинского суда. Анализ документов показывает, что прошения о возбуждении разбирательств от представителей зависимых слоев населения направлялись напрямую начальнику Центра Кавказской линии, минуя Временный Кабардинский суда [УЦГА АС КБР. Ф. И-23. Оп. 1. Д. 25. Л. 1–1 об.]. Так, в 30-е гг. XIX в. начальник Центра выступал в качестве «посредника» при урегулировании споров между представителями кабардинской аристократии [УЦГА АС КБР. Ф. И-16. Оп. 1. Д. 19. Л. 2–2 об.]. Начальник Центра также занимался урегулированием претензий, направленных от представителей зависимых слоев кабардинского общества против князей и дворян, подвергавших их притеснениям [УЦГА АС КБР. Ф. И-23. Оп. 1. Д. 25. Л. 1–1 об.]. В подобных вопросах управление Центра Кавказской линии выступало в качестве высшей инстанции.

В компетенцию начальника Центра Кавказской линии входила также координация взаимодействия Временного Кабардинского суда с другими учреждениями [Абазов 2016: 71]. Это было связано с тем, что круг вопросов, которые подлежали рассмотрению Временным Кабардинским судом, с течением времени расширился, включая разбирательство отдельных дел, относящихся к подведомственности комиссии Полкового правления Кавказского линейного казачьего войска [УЦГА АС КБР. Ф. И-23. Оп. 1. Д. 31. Л. 2], приставства Закубанских народов [УЦГА АС КБР. Ф. И-16. Оп. 1. Д. 33. Л. 1], комиссии Кавказского линейного батальона, Балкарского приставства и др.

Анализ судебных дел, разбиравшихся на протяжении 1841–1848 гг. позволяет сделать вывод, что сословный принцип комплектования Временного Кабардинского суда являлся одной из причин обращения горцев непосредственно к начальнику Центра Кавказской линии. Достаточно ярким примером подобной ситуации могут послужить прошения и жалобы вольноотпущенных кабардинцев на незаконное присвоение их «узденями» [УЦГА АС КБР. Ф. И-16. Оп. 2. Д. 36. Л. 1–2].

К отдельной группе дел можно отнести и те, в которых уголовные правонарушения влекли за собой имущественные иски. Особую категорию представляют дела, связанные с имуществом абреков. В некоторых случаях для рассмотрения подобных случаев создавались специальные комиссии. Наглядно это явление может быть прослежено на примере дела о переселении аула Анзоровых. Комиссия была создана для урегулирования земельного вопроса в отношении аулов, принадлежавших абреку М.-М. Анзорову и территорий, отведенных под военные поселения. В ее обязанности входило определение нового места жительства Анзоровых, какие из земель должны быть переданы казне, определение объема денежной компенсации кабардинским «владельцам» за участки, взятые под строительство военных поселений на Военно-Грузинской дороге [УЦГА АС КБР. Ф. И-16. Оп. 1. Д. 562. Л. 4–4 об.]. Создание комиссии было инициировано командующим войск на Линии, а начальник Центра, назначенный председателем комиссии, координировал ее работу и Временного Кабардинского суда [УЦГА АС КБР. Ф. И-16. Оп. 1. Д. 562. Л. 7–8]. Необходимо отметить, что подобные комиссии на постоянных условиях не работали, а создавались для решения конкретного вопроса (например, для определения принадлежности стратегически значимых земель вдоль Военно-Грузинской дороги [УЦГА АС КБР. Ф. И-16. Оп. 1. Д. 562. Л. 3]). Деятельность временных комиссий находилась под контролем Кавказского линейного командования.

Комиссия военного суда при Кабардинском Егерском полку.

Еще одним механизмом отправления судебных полномочий начальником Центра было его взаимодействие с военными судами. Например, анализ материалов дела о привлечении к ответственности за ранение казака Зивина узденем Отвановым и князем Атажукиным позволяет охарактеризовать такое взаимодействие.

Причиной разбирательства стало столкновение узденя Отванова и князя Атажукина с казаком Солдатской станицы при попытке угнать лошадь. Подсудность казачьих полков военным судам определила участие Комиссии при Кабардинском Егерском полку в рассмотрении дела. Начальник Центра имел право направлять дела для расследования и вынесения приговора в Комиссию военного суда, учрежденного при Кабардинском Егерском полку [УЦГА АС КБР. Ф. И-16. Оп. 2. Д. 27. Л. 1–1 об.]. Военный суд мог затребовать материалы других учреждений, в подведомственности которых находились как потерпевший, так и обвиняемые. Так, анализ делопроизводственной документации позволяет сделать вывод о том, что в Комиссию военного суда поступали показания от командира Горского Казачьего полка и от Временного Кабардинского суда. После рассмотрения дела и вынесения решения, оно направлялось начальнику Центра Кавказской линии для утверждения. Таким образом, выстраивалась вертикаль судебного контроля, которая выглядела следующим образом: 1) начальник Центра; 2) учреждение, разбирающее дело по поручению начальника Центра Кавказской линии; 3) прочие судебные органы, которые предоставляли необходимые сведения.

Взаимодействие начальника Центра с приставскими управлениями по вопросам отправления функций правосудия

Рассмотренная выше модель судебного контроля применялась и в процессе взаимодействия начальника Центра с приставскими управлениям. Специфика приставских учреждений на Центральном Кавказе во второй четверти XIX в. заключалась в их многофункциональности, что, впрочем, было характерно для большинства учреждений переходного периода. Приставства осуществляли не только административный контроль над вверенными им территориями, но также обладали судебными полномочиями. Наглядно это можно проследить на примере Карачаевского и Балкарского приставства.

Карачаевское приставство.

Карачаевское приставство находилось в подведомственности начальника Центра до 1840 г., после чего было передано в управление начальнику Правого фланга Кавказской линии. Проживание карачаевцев вблизи кубанской границы определяло характер ряда следственных дел: многие карачаевцы обвинялись в связях с закубанцами и вынуждены были отправлять в Нальчик аманатов [УЦГА АС КБР. Ф. И-16. Оп. 1. Д. 5. Л. 6]. Дела, связанные с воровством, находились на рассмотрении кордонного начальника Кисловодской линии.

Балкарское приставство.

На протяжении 30-х гг. XIX в. правосудие в горских обществах осуществлялось при помощи традиционных судебных институтов и Временного Кабардинского суда. Вместе с тем, анализ прошений от балкарцев о решении споров и конфликтов показывает, что в компетенцию Кавказского линейного командования входил разбор уголовных дел и вытекающих из них имущественных вопросов. В 1822–1830 гг. прошения от балкарцев поступали командующему Кабардинской линии, минуя Временный Кабардинский суд. Например, прошение чегемского старшины Балкарокова о возмещении ему материальной компенсации «за кровь» убитого подвластного крестьянина было направлено на имя командующего Кабардинской линии [УЦГА АС КБР. Ф.    И-16. Оп. 2. Д. 2. Л. 2 об.]. Командующий Кабардинской линией передал прошение во Временный Кабардинский суд, предписав рассмотреть его в соответствии с «народным обычаем» [УЦГА АС КБР. Ф. И-16. Оп. 2. Д. 2. Л. 3].

В 1846 г. по инициативе начальника Центра Кавказской линии князя В.С. Голицына было учреждено Балкарское приставство. Круг полномочий Балкарского пристава был достаточно широким. В основном он занимался сбором информации о намерениях и настроениях балкарцев, организацией милиции, осуществлял посреднические административно-судебные функции между горскими обществами и кавказской администрацией [Муратова 2012: 65].

В 40-е гг. XIX в. судопроизводство у балкарцев осуществлялось в основном старшинами того или иного общества и эфенди. Штрафы, взимаемые деньгами или скотом за различные виды преступлений, делились между судьями. Такой порядок вполне соответствовал уровню традиционной правовой культуры балкарцев и признавался российскими военными властями функциональным и легитимным. Народное балкарское правосудие осуществлялось без привлечения казенных средств. Это не освобождало пристава от обязанности подробно отчитываться перед начальником Центра Кавказской линии о содержании рассматриваемых дел. Приставы имели право взимать штрафы за правонарушения только после разрешения начальника Центра Кавказской линии [Муратова 2012: 65]. Вместе с тем, анализ делопроизводственной документации Балкарского приставства и переписка с управлением Центра Кавказской линии позволяет сделать вывод о том, что начальник Центра на протяжении 40-х гг. XIX в. выступал в качестве высшей инстанции при решении тяжб, связанных в балкарских обществах с землевладением и землепользованием и незаконным барантованием [УЦГА АС КБР. Ф. И-31. Оп. 1. Д. 4. Л. 1].

Традиционные институты правосудия народов Центра Кавказской линии

Во второй четверти XIX в. на Центральном Кавказе при решении споров и конфликтов широко применялись традиционные институты правосудия (барантование, медиаторский и шариатский суды и др.).

Как указывает А.Х. Абазов, традиционные судебные институты являлись особой формой отправления правосудия, деятельность которой, тем не менее, отражалась в материалах Временного Кабардинского суда. Они не входили в общую судебную систему, не функционировали на постоянной основе, собираясь по мере поступления жалоб. Во второй четверти XIX в. правосудие в медиаторских судах осуществлялось на основе норм обычного права и шариата в случаях разбора семейных и имущественных споров [Абазов 2016: 91]. Начальник Центра Кавказской линии мог утвердить или отклонить ходатайство местных жителей о направлении дел для рассмотрения в Временный Кабардинский суд в тех случаях, когда решение, принятое медиаторскими судами, ими обжаловалось [УЦГА АС КБР. Ф. И-31. Оп. 1. Д. 25. Л. 3–4].

Традиция имущественных захватов в счет оплаты понесенного ущерба (барантование) стала одной из сфер традиционного судопроизводства, испытавшей на себе сильное влияние со стороны Кавказского линейного командования. В 30–50-е гг. XIX в. смысловое наполнение термина «баранта» («барамта») в целом соответствовало определению, предложенному Е.Д. Налоевой. Баранта представляла собой одну из традиционных форм штрафования, широко распространенную в XVIII в. и продолжавшую существовать в рассматриваемый период [Налоева 2015: 289].

Так как процесс взимания баранты открывал широкие возможности для злоупотребления представителями социальных верхов народов Центра, в случаях, «…если князь или уздень признает необходимым забарантовать у своих подвластных какого-либо скота, он не вправе к этому приступать сам по себе, а обязан просить через суд разрешение начальника Центра» [Абазов 2010: 56]. В случае положительного решения по делу, начальник Центра Кавказской линии специальным предписанием налагал обязанность на экзекутора Кабардинского временного суда произвести барантование в соответствующем населенном пункте [УЦГА АС КБР. Ф. И-31. Д. 4. Л. 5; Абазов 2010: 56].

Решение споров и конфликтов у отдельных категорий жителей Центра Кавказской линии

Судопроизводство у жителей Вольного аула.

В 1825 г. по инициативе генерала А.П. Ермолова на землях вблизи крепости Нальчик был образован Вольный нальчикский аул – поселение для горцев-крестьян, получивших свободу в результате несанкционированного переселения их владельцев на неподконтрольные России территории. Территориально располагаясь рядом с крепостью Нальчик, Вольный аул не был включен в общую систему управления Кабардой. С.Н. Бейтуганов и Р.Р. Нагоева предполагают, что обособление Вольного аула диктовалось соображениями защиты его населения от бывших владельцев [Бейтуганов 1993: 223; Нагоева 2009: 68]. Судебные полномочия начальника Центра Кавказской линии в отношении жителей Вольного нальчикского аула определялись прямым административным подчинением поселения начальнику Центра.

Политика Центра Кавказской линии в отношении правонарушений, совершавшихся жителями Вольного аула, в целом, соответствовала установленному порядку: рассмотрению начальником Центра подлежали дела, касавшиеся уголовных правонарушений, а имущественные тяжбы разбирались горцами в соответствии с нормами обычного права.

Вольный аул имел определенное значение для осуществления российской политики на Кавказе, поэтому вопрос о внесении людей в список жителей Вольного аула решался по приказу начальника Центра Кавказской линии [УЦГА АС КБР. Ф. И-16. Оп. 2. Д. 28. Л. 4]. Порядок этого процесса можно проследить на примере переселения братьев Насыповых, пожелавших отделиться от своего владельца узденя Х-И. Жерестиева [УЦГА АС КБР. Ф.    И-16. Оп. 2. Д. 28. Л. 2]. Дозволение проживать в Вольном ауле являлось подтверждением получения свободы [Гарданов 1956: 358], и неизбежно связывало вопрос мобильности населения со сферой судебного влияния начальника Центра в тех случаях, когда жители Вольного аула обращались с жалобами на князей, стремившихся восстановить свои права на бывших подвластных.

Судопроизводство у еврейского и немецкого населения.

Судебные полномочия начальника Центра Кавказской линии распространялись также на еврейское и немецкое население региона.

Еврейское население на территории Северного Кавказа было представлено горскими и ашкеназскими евреями, которые, в основном, занимались торговлей и выделкой кож. До 1847 г. положение еврейского населения на территории, подведомственной начальнику Центра Кавказской линии, было нестабильным и постоянного места проживания у них не было. В 1830-е гг. несколько десятков андреевских горских евреев поселились в ауле князя Бековича-Черкасского в Малой Кабарде. В апреле 1846 г., после похода Шамиля в Кабарду, горские евреи ушли в Моздок, а затем, спасаясь от эпидемии холеры, переселились в Нальчик. В 1847 г. последовало официальное разрешение начальника Центра Кавказской линии В.С. Голицына, на поселение близ крепости Нальчик горских евреев из Дагестана, и с тех пор они находились в подведомственности начальника Центра Кавказской линии [Мурзаханов, Норкина 2020: 132].

Немецкое население на территории Центра Кавказской линии было представлено переселенцами из Саратовской губернии, которые в 1852 г. разместились возле крепости Нальчик и образовали Александровское поселение [Дзагов 2015: 165].

Политика Центра Кавказской линии в отношении еврейского и немецкого населения в области судопроизводства, в целом, отвечала той, что была принята в отношении горцев. Так, например, разбором дел евреев занимались двое человек из числа почетных стариков и старшины селения. Важные дела (уголовные правонарушения) рассматривались в соответствии с российским законодательством [ВСОРИ 1851: 121].

А.Х. Абазов указывает, что для жителей Александровской немецкой слободы и Нальчикской горской еврейской колонии в качестве судебных инстанций могли выступать Кабардинский Временный суд и Полковое правление Кавказского линейного казачьего войска. «Кабардинский временный суд привлекался только по вопросам координации и проведения некоторых следственных мероприятий, участниками которых становились этнические кабардинцы» [Абазов 2016: 74].

Таким образом, в 30–50-е гг. XIX в. на Центральном Кавказе продолжался процесс формирования новых и развития уже существовавших органов судебно-административного контроля. В этих условиях четкое разграничение полномочий между административными и судебными учреждениями отсутствовало. Складывалась ситуация, когда судебный орган обладал элементами административного контроля (Временный Кабардинский суд), а административное учреждение исполняло судебные функции.

В 30–50-е гг. XIX в. судебные полномочия начальника Центра распространялись на такие структуры, как Временный Кабардинский суд, военные суды, подведомственные приставства, органы народного судопроизводства. Начальник Центра исполнял регулятивную роль в процессе осуществления правосудия у коренных народов Центрального Кавказа (в том числе жителей Вольного аула), еврейского и немецкого населения региона, и следил за тем, чтобы деятельность традиционных институтов судопроизводства согласовывалась с принципами российских законов.

Локальные судебные органы, укомплектованные за счет представителей привилегированных сословий местного населения, обладали низкой эффективностью, особенно в отношении разбора дел, касавшихся подвластных. Зависимые крестьяне и вольноотпущенники были вынуждены адресовать свои прошения напрямую начальнику Центра. Наиболее наглядно это проявилось на примере деятельности Временного Кабардинского суда.

Судебные полномочия начальника Центра в отношении правонарушений в 30–50-е гг. XIX в. осуществлялись в соответствии с Учреждением 1827 г.: рассмотрению начальником Центра подлежали дела, касавшиеся уголовных правонарушений, а имущественные тяжбы разбирались горцами в соответствии с нормами обычного права. Осуществляя регулирование деятельности подведомственных судебных органов, начальник Центра курировал и работу специальных комиссий, собиравшихся по мере необходимости для рассмотрения спорных вопросов, направлял предписания и распоряжения о разборе тех или иных адресованных ему тяжб в подведомственные ему судебные органы.

Об авторах

Д. М. АЛХАСОВА

Автор, ответственный за переписку.
Email: alkhasova.dinara@mail.ru

Список литературы

Дополнительные файлы