The Transformation of the Ideology of Siberian Renovationism in the Second Half of the 1920s and Its Main Factors

Texto integral

ВВЕДЕНИЕ

Обновленческий раскол в истории Русской Православной Церкви определенно являлся как церковно-реформистским, так и политическим движением, в силу чего его идеологию следует подразделять на собственно церковную и поли-тическую.Изменения обновленческой идеологии во второй половине 1920-х гг. определенно представляют значительный научный интерес, поскольку позволяют судить о трансформациях церковно-реформистских и просоциалистических религиозных движений под влиянием внешних и внутренних факторов.

С одной стороны, можно говорить о том, что идеология церковных реформ претерпевала определенные изменения как в силу постановлений двух обновленческих Поместных соборов (1923 и 1925 годы), так и в силу частной трансформации отдельных церковных практик и необходимости его идеологического обоснования. Кроме того, отдельные церковные практики, вызывавшие негативную реакцию со стороны мирян, в условиях противостояния с Патриаршей Церковью, напротив, смягчались или совершенно выходили из употребления [Обновленческий раскол, 2002] что также требовало какого-то идеологического обоснования.

С другой стороны,очевидно, что во второй половине 1920-х гг. не только обновленцы, но и ряд других церковных течений в СССР окончательно встали на позиции поддержки советской власти и ее идеологии [Обновленческий, 2002, с. 42-44]. Следовательно, обновленчество утратило свою политическую эксклюзивность, хотя данный процесс определенно начался значительно ранее - с покаяния Патриарха Тихона (Беллавина) перед советской властью и последовавшего затем его освобождения из-под домашнего ареста [Лобанов, 2019]. Уже в этот момент, в июне 1923 г., можно говорить о том, что обновленчество постепенно начало утрачивать свое значение как просоветское церковное движение [там же]. Вместе с тем переход ряда других церковных течений на просоветские позиции не означал, что обновленцы отказались от своей политической идеологии.

Как история обновленческой идеологии в целом, так и история идеологии сибирского обновленчества в отдельности ранее крайне слабо исследовалась в научной литературе. В ряде общих работ по истории раскола на общесоветском и региональном уровне данный вопрос в принципе не поднимался. Развитие обновленческой идеологии затрагивалось в диссертационном исследовании Д. А. Головушкина, однако автор практически не уделяет внимания трансформации идеологии обновленческого раскола во второй половине 1920-х годов и ее угасанию в 1930-х годах [Голо-вушкин, 2020]. Кратко состояние обновленческой политической идеологии в конце 1920-х гг. охарактеризовал священник И. Соловьев в статье «"Декларация митрополита Сергия (Страгородско-го)" и "обновленческий" раскол» [Соловьев, 2024]. При этом сибирская обновленческая идеология ранее практическине исследовалась. В большинстве работ по истории сибирского обновленчества этот вопрос не исследовался [Цыремпилова, 2008; Петров, 2008; Петров, 2009; Петров, 2013; Петров, 2020; Никулин, 2011]. Отдельные аспекты развития идеологии сибирского обновленчества в более ранние периоды затрагивались автором в предыдущих публикациях [Кульпинов, 2024а; Кульпинов 2024б].

В рамках настоящего исследования ставится цель определить основные особенности трансформации сибирской обновленческой идеологии и ее ключевые факторы во второй половине 1920-х годов. Для достижения данной цели автором выдвигаются следующие задачи:

1. Определить основные особенности состояния обновленческой идеологии в Сибири к середине 1920-х годов;

2. Вычленить ключевые особенности трансформации сибирской обновленческой идеологии во второй половине 1920-х годов и определить факторы, повлиявшие на этот процесс.

В рамках данного исследования автор отталкивается от принципов научной объективности и историзма, использует сравнительно-исторический, историко-генетический и хронологически-проблемные методы. Основными источниками настоящего исследования служат материалы деятельности общесибирских и региональных обновленческих институций из Государственного архива Новосибирской области (ГАНО), Государственного архива Иркутской области (ГАИО) и Государственного архива Забайкальского края (ГАЗК).

ЭВОЛЮЦИЯ СИБИРСКОЙ ОБНОВЛЕНЧЕСКОЙ ИДЕОЛОГИИ НА РАННЕМ ЭТАПЕ И ЕЕ СОСТОЯНИЕ К СЕРЕДИНЕ 1920-Х ГОДОВ

Если говорить о Сибирской обновленческой церкви (термин, использовавшийся по отношению к обновленческим структурам в Сибири самими обновленцами) как об отдельном феномене внутри советского обновленчества, то ее идеология имела некоторые отличительные черты. Они сложились уже на этапе становления обновленческого раскола в Сибири, т. е. на рубеже 1922-1923 годов.

Эти особенности можно кратко охарактеризовать как стремление Сибирской церкви к тотальному внедрению женатого епископата и ликвидации монашества, а затем, ввиду отсутствия поддержки этих идей на общесоветском уровне, к созданию автокефальной Сибирской церкви. Политическая идеология сибирских обновленцев принципиально не отличалась от идеологии остального обновленчества, однако можно выделить обращение к сибирским реалиям в политических декларациях Сибирской церкви и ее отдельных архиереев1.

Следует отметить, что идея сибирской автокефалии, как и вообще понятие об автокефалии в обновленчестве отличалось от традиционной трактовки данного канонического термина. Автокефалия внутри советского обновленчества не означала полной церковной независимости. До некоторой степени, при предоставлении автокефального статуса, обновленческий Священный Синод ориентировался на формально независимый статус республик внутри СССР2. Иными словами, обновленческая «автокефалия» не означала полной церковной независимости, однако подразумевала определенную автономию во внутренних делах. Именно в силу такой автономии Украинский обновленческий синод (формально автокефальный) имел возможность вести достаточно консервативную политику на фоне остального обновленчества, развивая только монашествующий епископат3. Аналогичных прав автономии под именем автокефалии, по всей вероятности, добивалось и сибирское обновленчество, не удовлетворившись слишком консервативными, по его мнению, итогами обновленческого II Поместного собора 1923 года4.

Пиком автокефалистских устремлений Сибирской обновленческой церкви следует считать II Всесибирский церковный съезд, проходивший с 5 по 13 мая 1924 года в Новониколаевске. На данном съезде утверждалась необходимость борьбы за распространение женатого епископата, было провозглашено, что Сибирская церковь имеет собственную каноническую территорию и стоит выше митрополий (объединяет две обновленческие митрополии: Сибирскую и Дальневосточную, что не было предусмотрено в рамках обновленческого деления на епархии и митрополии), кроме того, митрополит Петр Блинов объявлялся пожизненным главой Сибирской церкви5. Иными словами, хотя прямо автокефалия не была провозглашена, съезд принял постановления о широкой внутренней автономии сибирского обновленчества.

1 Послание архиепископа Василия Виноградова от 10 октября 1923 г. // ГАИО. Ф. 485. Оп. 2. Д. 11. Л. 1-1 об.; Циркуляр Сибирского областного церковного совета от 19 ноября 1923 г. // ГАИО. Ф. 485. Оп. 2. Д. 11. Л. 37-39.

2Материалы работы II Всесибирского церковного съезда // ГАНО. Ф. Р-1485. Оп. 1. Д. 20. Л. 78.

3Послание Сибирского областного митрополитанского церковного управления от 24 августа 1928 г. // ГАИО. Ф. 485. Оп. 2. Д. 161. Л. 1.

4Материалы работы II Всесибирского церковного съезда // ГАНО. Ф.

Р-1485. Оп. 1. Д. 20. Л. 78, 82.

К середине 1920-х гг. сибирскими обновленцами продолжалось и развитие идеи тотального внедрения семейного епископата. Особенно четко эта идея просматривалась в посланиях митрополита Петра Блинова конца 1924 - начала 1925 годов. Последний прямо говорил о необходимости полной замены монашествующего епископата женатым, архиереи-монахи воспринимались им только, как тактические союзники в борьбе с Патриаршей Церковью6. Примечательно, что в послании, адресованном сибирским архиереям-обновленцам в связи со смертью Патриарха Тихона (Беллавина), митрополит Петр подчеркивал, что противодействие с каноничной Церковью вскоре прекратится по причине краха последней, следовательно, необходимо направить все силы на подавление монашествующего епископата уже внутри обнов-ленчества7.

С другой стороны, нельзя говорить о том, что с 1922 по 1924 год идея семейного епископата в Сибири претерпела какие-либо трансформации. Усугубление данной идеи определенно отрицалось в этот период сибирскими обновленцами. В частности, на уже упоминавшемся выше II Все-сибирском церковном съезде делегаты однозначно высказались за лишение сана вступившего в повторный брак архиепископа Михаила Николаева, поскольку второбрачие, по их мнению, дискредитировало саму идею брачного епископата8.

Говоря об отношении Сибирской обновленческой церкви к монашеству, следует отметить, что ликвидация городских монастырей и разрешение на вступление монашествующего духовенства в брак с условием сохранения сана были утверждены еще на Всесибирском съезде «Живой церкви» в октябре 1922 года9. Однако осуществление данных постановлений натолкнулось на сопротивление со стороны клира и мирян в сибирских епархиях1. Снятие монашеских обетов и назначение бывших монахов в приходские церкви практиковались в 1922-1924 годах, однако не имели тотального характера2. Вместе с тем начавшееся закрытие монастырей привело к росту оппозиции обновленчеству уже в конце 1922 года, вследствие чего в некоторых епархиях обновленцы не стремились форсировать этот процесс, хотя и после II Поместного собора продолжали отстаивать идею ликвидации монастырей3.

'Материалы работы II Всесибирского церковного съезда // ГАНО. Ф. Р-1485. Оп. 1. Д. 20. Л. 85-86 об.

'Послание митрополита Петра Блинова от 15 октября 1924 г. // ГАНО. Ф. Р-1485. Оп. 1. Д. 8. Л. 2-2 об.

7Послание митрополита Петра Блинова от 9 мая 1925 г. // ГАНО. Ф. Р-1485. Оп. 1. Д. 8. Л. 1-1 об.

8Материалы работы II Всесибирского церковного съезда // ГАНО. Ф. Р-1485. Оп. 1. Д. 20. Л. 79.

'Протоколы Всесибирского съезда «Живой церкви». 1922 г. // ГАИО. Ф. 485. Оп. 2. Д. 29. Л. 1.

Политическая идеология сибирского обновленчества в период с 1922 по 1925 годы принципиально не изменилась, хотя, как и в остальном СССР, в Сибири наблюдалось постепенное сокращение государственной поддержки раскола. Если во второй половине 1922 года и начале 1923 года, как для самих обновленцев, так и для ряда провинциальных советских чиновников, отношения между обновленчеством и государством выглядели, как конкордат, а Сибирская церковь некоторое время позиционировала себя, как «религиозный отдел» Сибирского революционного комитета4, то со второй половины 1923 года обновленцы уже не пользовались безоговорочной поддержкой со стороны властей. Против них была развернута антирелигиозная пропаганда в печати [Левитин-Краснов, Шавров, 1996]. В то же время, в борьбе с Патриаршей Церковью сибирские обновленцы продолжали опираться на государство, активно привлекая карательные органы к устранению своих противников5. Такая тактика противодействия сохранялась и во второй половине 1920-х годов. В некоторых случаях сибирские обновленцы в середине 1920-х годов продолжали рассчитывать на государственную поддержку. В частности, на II Всесибирском церковном съезде поднимался вопрос о развитии внутренней миссии, которая предполагала лояльность местных властей6. Кроме того, сибирское обновленчество продолжало поддерживать государственные инициативы, в частности, организовывать сборы средств на различные государственные нужды7, что в целом было характерно для всего обновленчества данного периода [Труды, 1925].

1 Материалы работы Сибирского церковного управления // Государственный архив Томской области (ГАТО). Ф. Р-173. Оп. 1. Д. 493. Л. 20, 23; Материалы по закрытию Князе-Владимирского монастыря в Иркутске // ГАИО. Ф. 485. Оп. 2. Д. 43. Л. 3.

2Статистические сведения по Иркутской обновленческой епархии // ГАИО. Ф. 485. Оп. 2. Д. 284. Л. 2 об.; Материалы работы Иркутского епархиального церковного управления. 1922-1926 гг. // ГАИО. Ф. 485. Оп. 2. Д. 28. Л. 35 об.; Клировая ведомость Спасской церкви села Спасского Омской обновленческой епархии за 1926 г. // Исторический архив Омской области (ИАОО). Ф. Р-164. Оп. 1. Д. 31. Л. 10 об.

3Материалы по закрытию Князе-Владимирского монастыря в Иркутске // ГАИО. Ф. 485. Оп. 2. Д. 43. Л. 2; Материалы работы Забайкальского губернского церковного управления // ГАЗК. Ф. Р-422. Оп. 2. Д. 791. Л. 9.

4Материалы работы Сибирского церковного управления // ГАТО. Ф. Р-173. Оп. 1. Д. 493. Л. 66-68.

5Дело Успенской церкви г. Томска // ГАТО. Ф. Р-430. Оп. 1. Д. 37. Л. 55; Циркуляр Иркутского епархиального церковного управления от

6 марта 1924 г. // ГАИО. Ф. 485. Оп. 2. Д. 58. Л. 2.

ТРАНСФОРМАЦИЯ СИБИРСКОЙ ОБНОВЛЕНЧЕСКОЙ ИДЕОЛОГИИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ 1920-х гг.

На III обновленческом Поместном соборе, проходившем в Москве с 1 по 10 октября 1925 года, сибирская делегация вела себя достаточно активно и продолжала отстаивать идеи тотального внедрения женатого епископата, вместе с тем, как и на II Поместном соборе, данная идеология не получила широкой поддержки [Прения, 1926]. По итогам собора в Сибири было принято решение отстаивать свою идеологию и в дальнейшем, вести подготовку к IV Поместному собору, который планировалось провести в 1927 году8.

В то же время автокефалистские идеи в Сибирской церкви после III Поместного собора пошли на спад. Можно выделить несколько причин этого процесса. С одной стороны, изменяется государственная политика по регулированию церковных структур в СССР В частности, для перерегистрации Сибирской митрополии в 1926 году потребовалось проводить перевыборы главы митрополии. Несмотря на то, что данный пост вновь занял митрополит Петр Блинов, его пожизненные полномочия, утвержденные в 1924 году, были фактически аннулированы9. Кроме того, обновленческий Синод не признал подчинения Дальневосточной митрополии Сибирской церкви, в связи с чем к 1926 году в Новосибирске окончательно перестали воспринимать Дальний Восток, как свою каноническую территорию10. Отдельно следует сказать о непризнании эксклюзивного статуса Сибирской церкви со стороны высшей обновленческой власти. Начиная с 1923 года Сибирь воспринималась в Священном Синоде, как одна из митрополий, не обладающая каким-либо исключительными правами, в дальнейшем контроль церковной жизни в сибирском обновленчестве со стороны Москвы постепенно усиливался, что привело к росту окончательному отказу от автокефалистских амбиций в Сибири1. Несмотря на закрепление автокефалии Украинского обновленческого синода, на III Поместном соборе вопрос о сибирской автокефалии даже не поднимался.

'Материалы работы II Всесибирского церковного съезда // ГАНО. Ф. Р-1485. Оп. 1. Д. 20. Л. 89-89 об.

'Материалы работы II Всесибирского церковного съезда // ГАНО. Ф. Р-1485. Оп. 1. Д. 20. Л. 87.

8Материалы III Сибирского церковного съезда // ГАНО. Ф. Р-1485. Оп. 1. Д. 21. Л. 25.

9Материалы III Сибирского церковного съезда // ГАНО. Ф. Р-1485. Оп. 1. Д. 21. Л. 25.

10Материалы III Сибирского церковного съезда // ГАНО. Ф. Р-1485. Оп. 1. Д. 21. Л. 25.

После 1925 года идея тотального распространения семейного епископата продолжала отстаиваться сибирскими обновленцами, причем постепенно наметились тенденции к ее усугублению. Во второй половине 1920-х годов уже обсуждалась практика повторного брака архиереев. Кроме того, Сибирская церковь добилась восстановления в сане второбрачного архиепископа Михаила Николаева, который занял викарную кафедру в Новосибирской епархии2. В то же время прекратились претензии на повсеместное распространение семейной иерархии за пределами Сибири. Они утратили свою практическую актуальность ввиду их безуспешности и отсутствия поддержки на III Поместном соборе.

Особого внимания заслуживает вопрос об отношении к монашеству. По мере закрытия монастырей и выхода действующих монашеских общин из обновленческой юрисдикции ко второй половине 1920-х годов эта проблема потеряла свою актуальность в Сибири. Вместе с тем отношение к монашествующему духовенству значительно изменилось. Если в период становления сибирского обновленчества монахи призывались к сложению обетов с сохранением священного сана, то во второй половине 1920-х годов в Сибирской церкви осуществляли свое служение монашествующие клирики, сведения о принуждении их к снятию монашества в документах отсутствуют3. Очевидно, что такая перемена в отношении к монашествующим связана с общим кадровым дефицитом в сибирских обновленческих епархиях и значительным сокращением кандидатов в священство в связи с общим ростом антирелигиозной политики в государстве и антирелигиозных настроений в обществе4.

Особого внимания заслуживают изменения в политической идеологии сибирского обновленчества во второй половине 1920-х годов. Как уже отмечалось выше, принципиально лояльное отношение к советской власти в среде сибирских обновленцев не поменялось вплоть до конца 1920-х годов. Только с началом коллективизации можно говорить об отдельных примерах критики политики властей со стороны некоторых представителей обновленческого духовенства в Сибири. При этом официальные епархиальные власти осуждают подведомственных клириков за такую позицию5.

1Материалы III Сибирского церковного съезда // ГАНО. Ф. Р-1485. Оп. 1. Д. 21. Л. 26-27.

2Циркуляр Сибирского областного митрополитанского церковного управления от 24 августа 1928 г. // ГАИО. Ф. 485. Оп. 2. Д. 161. Л. 1.

3Материалы Бурят-Монгольской обновленческой епархии // ГАИО. Ф. 485. Оп. 2. Д. 219. Л. 2 об.; Материалы Казанского кафедрального собора г. Иркутска // ГАИО. Ф. 485. Оп. 2. Д. 83. Л. 18.

4Протоколы заседаний Иркутского епархиального церковного управления и Восточно-Сибирского митрополитанского церковного управления. 1928-1932 гг. // ГАИО. Ф. 485. Оп. 2. Д. 182. Л. 2.

Помимо этого, сибирские обновленцы во второй половине 1920-х годов продолжаютопираться на государственную поддержку в борьбе с противостоящими церковными группировками, в первую очередь, с Патриаршей церковью. Об опоре на советские органы власти свидетельствует, например, положение в Иркутской епархии, где в апреле 1927 года по просьбе местных обновленцев было арестовано два каноничных архиерея и ряд видных священников, стоявших в оппозиции к обновленческому расколу6.

Вместе с тем, некоторые частные аспекты просоветской идеологии претерпели трансформацию во второй половине 1920-х годов. Насколько можно судить по имеющимся источникам, в отличие от периода становления раскола в 1922-1923 годы, после 1925 года обновленцы в Сибири перестали использовать патриотическую терминологию в отношении к советской власти. Убедительные сведения о причинах вешеуказанной перемены в обновленческом дискурсе отсутствуют, однако представляется наиболее вероятным, что отказ от своеобразного «советского патриотизма», т. е. использования патриотической терминологии по отношению к советскому государству, был связан с окончательным осознанием государственной борьбы с патриотизмом в церковной среде. Если ранее, в первой половине 1920-х годов, сибирские обновленцы использовали патриотические выражения в своих заявлениях о лояльности к новому государству по причине инертности и переноса на новый строй терминов7, применявшихся ранее, то во второй половине 1920-х годов в обновленческой средебыло окончательно осознано, что новое государство отрицает патриотизм старого образца.

Помимо этого, к середине 1920-х годов в Сибири перестали осуществляться сборы средств в обновленческих храмах для государственных проектов, что активно практиковалось ранее. Причина этому также усматривается в негативной реакции на подобные акции со стороны властей. Помощь от религиозных структур фактически высмеивалась в официальной печати [Дорога, 1923].

'Материалы работы Иркутского епархиального церковного управления. 1928-1929 гг. // ГАИО. Ф. 485. Оп. 2. Д. 185. Л. 13-14. 'Отчетные сведения Иркутского епархиального церковного управления. 1926-1928 гг. // ГАИО Ф. 485. Оп. 2. Д. 139. Л. 52. 7Дело Алексеевской церкви г. Томска // ГАТО. Р-430. Оп. 1. Д. 36. Л. 26-27; Материалы Селенгинского уездного церковного съезда. 12 июня 1923 г. // ГАИО. Ф. 485. Оп. 3. Д. 6. Л. 3.

Отдельно следует сказать, что в середине 1920-х годов повестка обновленческих церковных съездов детально согласовывалась с советскими карательными органами, поэтому не могла содержать вопросов, которые бы не встраивались в официальный советский идеологический дискурс. Определенно это видно на примере Дальневосточной обновленческой митрополии1, однако, следует полагать, что в Сибири ситуация выглядела аналогично. С другой стороны, нет оснований полагать, что в более ранний период декларации советского патриотизма, как и постановления о сборах на государственные нужды, принимались без согласования с местными властями. Скорее, следует считать, что изменения в середине 1920-х годов. могут быть связаны также с централизацией советской идеологии. Иными словами, если на этапе становления раскола, местные чиновники могли поддерживать обновленческие инициативы без согласования с Москвой, то к середине 1920-х годов такое своеволие уже не имело места. Следовательно, никаких самостоятельных деклараций, даже незначительно шедших вразрез с официальной государственной идеологией, обновленцы в Сибири принимать уже не могли.

Определенные изменения в политической идеологии сибирского обновленчества имели место и в связи с декларациями лояльности по отношению к советской власти со стороны других церковных группировок во второй половине 1920-х годов. Следует сказать, что в декабре 1925 года в связи с арестом местоблюстителя Патриаршего престола митрополита Петра (Полянского) от Патриаршей Церкви отлагается Временный высший церковный совет (ВВЦС), заявивший на своем съезде о полной лояльности ксоветской власти [Лавринов, 2018]. В Сибири в марте 1927 года Томская епархия Патриаршей Церкви во главе с архиепископом Димитрием (Беликовым) на фоне данных событий объявила об автокефалии, то есть о переходе на самостоятельное управле-ние2, а затем вошла в подчинение Временному высшему церковному совету3. Примечательно, что декларации лояльности по отношению к государственной власти со стороны архиепископа Димитрия, в юрисдикции ВВЦС ставшего митрополитом

Материалы Дальневосточного церковного съезда 1926 г. // Государственный архив Хабаровского края (ГАХК). Ф. 424. Оп. 1. Д. 8. Л. 4, 8.

2Материалы Томского епархиального съезда 1-3 марта 1927 г. // ГАТО. Ф. Р-430. Оп. 1. Д. 116. Л. 3, 5 об., 33.

3Дополнения к материалам Томского епархиального съезда // ГАТО.

Ф. Р-430. Оп. 1. Д. 116. Л. 85.

Сибирским, и его сторонникам полностью повторяли аналогичные обновленческие документы более раннего периода4.

С июля 1927 года на позиции лояльности советской власти окончательно становится и Патриаршая Церковь, что активно принимается в ряде сибирских епархий. Например, в Иркутской епархии Патриаршей Церкви «Послание к пастырям и пастве» митрополита Сергия (Страгородско-го) не вызвало какого-либо отторжения со стороны духовенства и мирян5.

На этом фоне сибирским обновленцам было важно доказать, что именно они являются подлинными носителями провластной идеологии, при том, что для других церковных группировок аналогичная позиция является не более, чем мимикрией. Этот тезис постоянно подчеркивался в посланиях сибирских обновленческих церковных управлений 1927-1928 годов и других официальных документах6. Можно говорить о том, что сама политическая идеология сибирского обновленчества в связи с этим не поменялась, однако обновленцы в Сибири сосредоточились на критике своих оппонентов, обвиняя их в неискренности аналогичных заявлений. Кроме того, в обращениях к пастве нередко подчеркивалось, что именно обновленцы являются последовательными сторонниками советской власти, следовательно, после того как все остальные встали на аналогичные позиции, логично переходить именно в обновленческую юрисдикцию7.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, во второй половине 1920-х гг. Сибирская обновленческая церковь отказывается от автоке-фалистских устремлений. Их аннигиляциявызвана изменением государственного законодательства, а также отсутствием поддержки данных идей со стороны высшей обновленческой церковной власти. Кроме того, обновленческий Священный Синод в целом усиливал контроль над региональными церковными структурами в данный период.

Sobre autores

Sergey Kulpinov

Autor responsável pela correspondência
Email: agnus.dei@rambler.ru

Doctor of Church History (Dr. habil.), PhD (Divinity), Associate Professor

Associate Professor of the Tomsk Theological Seminary of the Tomsk Diocese of the Russian Orthodox Church

Bibliografia

Arquivos suplementares