Чувашские исторические предания как источник по истории Казанского ханства: к постановке проблемы

Полный текст

В условиях крайнего дефицита исторических источников по истории народов Казанского ханства сложно переоценить значение дошедших до наших дней исторических преданий, созданных коллективной народной памятью на основе реальных фактов. К изучению чувашских исторических преданий о Казанском ханстве обращались как дореволюционные этнографы и историки (В.К. Магницкий, С.М. Михайлов, Н.В. Никольский), собиравшие и публиковавшие их тексты, так и ученые советского периода (М.Я. Сироткин, В.Ф. Каховский, В.Д. Димитриев и др.), проводившие исследования в рамках марксистско-ленинской методологии. На современном этапе чувашские исторические предания о Казанском ханстве нуждаются в дальнейшем изучении, особенно в плане разработки новых методологических подходов и комплексного анализа в контексте истории и культуры Поволжья. Данная статья призвана стать шагом в данном направлении.

Предания, как известно, содержат большее количество исторических сведений, нежели другие фольклорные жанры. Рассмотрим основные сюжеты из истории Казанского ханства, получившие отражение в чувашских преданиях. В преданиях освещено хозяйственное развитие Чувашского края в составе Казанского ханства. Записи сообщают, что основные занятия чувашей заключались в хлебопашестве, скотоводстве, сборе орехов и желудей, заготовке лыка и плетении лаптей, охоте на пушных зверей (куниц, зайцев, хорьков, норок), бортничестве. Они свидетельствуют об активной торговле между русскими и чувашами. Согласно преданиям, чуваши активно занимались кузнечным делом и металлообработкой, и среди них были весьма искусные кузнецы [17, с. 79‒80]. Несмотря на богатство края, жили крестьяне весьма скромно: чувашские деревни были небольшие, с хаотичной застройкой без улиц, окна в избах были маленькие¹. В казну казанских ханов с чуваш собирали ясак [17, с. 163]. Чуваши обрабатывали земли феодалов, строили им дома². Некоторые феодалы злоупотребляли рекрутской повинностью, и брали рекрутов «по семи раз в год» [9, с. 367].

В чувашских преданиях получила отражение внутренняя политика, проводимая в ханстве по отношению к подчиненным народам. Управление Чувашским краем находилось в руках татарских феодалов, обосновавшихся на Горной стороне. Имена некоторых из них и места их проживания упоминаются в преданиях. К примеру, близ д. Малые Яуши (Кӗҫӗн Кипек) Вурнарского муниципального округа жил наместник казанского хана Кибек³, в д. Шигали Канашского муниципального округа – татарский князь Шигалей⁴, в д. Янгильдино Красночетайского муниципального округа – татарский феодал Янглей⁵ и др. Кроме того, предания сообщают о татарских намогильных плитах («чол-боба») XV–XVI вв., имевшихся в прошлом на правобережье Волги на территории Ядринского уезда⁶. В целом они представляют татарских феодалов жесткими управленцами [12, с. 331], угнетавшими чувашских крестьян⁷. Эта оценка во многом перекликается со сведениями марийских преданий, сообщающих о притеснениях общинников-марийцев со стороны хана и мурз [11, с. 147, 151].

Согласно преданию, записанному в конце XIX в. в с. Шумшеваши Ядринского уезда (ныне Аликовский муниципальный округ), чуваши в составе Казанского ханства имели своего «царя» (окружной князь «ӗмпӳ») и своих начальников (чувашские феодалы). Последним чувашским «царем», терпевшим унижения от казанского хана, был Пике. Устав от подобного отношения, Пике отправился к русскому царю и попросил его завоевать Казанское ханство [17, с. 87‒88].

Многочисленны предания, подробно характеризующие чувашских феодалов – князей и тарханов, находившихся в подчинении татарских военачальников и наместников. В них чувашские князьки зачастую описаны как угнетатели крестьян, служившие надежной опорой казанских ханов и татарских феодалов. В памяти народа сохранились сведения о чувашском улбуте Шемердене, жившем на месте современного с. Большие Шемердяны Ядринского муниципального округа. Злой Шемердень очень сильно притеснял слуг, работавших в его хозяйстве, поэтому слуги из Четаевских деревень уходили от него с проклятиями. Он настолько враждовал со своими братьями Хмаркой и Таганашем, что родственники покинули его и осели в других деревнях. С тех пор бытует пословица «Не садитесь на шемерденево место, не выстругав его». Согласно другому преданию, сын Шемерденя Хочаш также был вынужден удалиться из отцовского дома и поселиться на месте современного с. Хочашево⁸. Чувашский феодал Уразмедь, живший в д. Уразмедево Чебоксарского уезда, также заслужил недобрую славу у крестьян, собирая с них подать для хана и захватывая силой девушек. Уразмедь был очень богат: в деревне «у него были два сада, между садами в середине были каменные дома», где хранились золото и серебро [1, с. 288, 289]. Казанское правительство, устав от жалоб населения, выслало войско, схватившее и убившее Уразмедя⁹.

Предания сообщают и о чувашских феодалах, проявлявших себя как справедливые и мудрые правители. Так, благодаря одному из них, жившему вблизи от с. Александровское Моргаушского муниципального округа в крепости Сăрт, местные чуваши были богаче, чем «чуваши, подведомые другим князькам»¹⁰. Были и те, кто осмеливался открыто выступить против ханских людей для защиты крестьян от творимого произвола: чувашский тархан Ахплат, живший в д. Пинер (ныне г. Канаш), разбил отряд военачальника казанского хана Шихабыла, сжегшего д. Шихабылово (ныне Урмарский муниципальный округ) и захватившего чувашей в плен [17, с. 88].

Из преданий известны некоторые сведения о межрелигиозных взаимодействиях татар и чувашей на территории Чувашского края. Одно из них сообщает о случае похищения чувашек отрядом казанских татар и обращения их в мусульманскую веру. После возвращения в д. Чуракасси (Средние Шешкары) Татаркассинского района (ныне д. Чураккаси Моргашского муниципального округа) женщины остались приверженками ислама¹¹. Некоторые чувашские феодалы (например, упомянутый выше Уразмедь), приняв мусульманство, также склоняли к этому чувашских крестьян, находившихся в их ведении¹². Имеются также предания, свидетельствующие о достаточно лояльном отношении татар к язычникам, служившим казанскому хану. Среди таковых упоминаются знахарь Салтык из д. Вурумсют Чебоксарского уезда, вылечивший хана¹³, юмзя (жрец) Орахча, живший у р. Шинер¹⁴.

В исторических преданиях чувашей получили отражение некоторые аспекты внешней политики Казанского ханства, центральным вопросом которой являлись взаимоотношения с Москвой. Противостояние с Русским государством сопровождалось постоянными военными действиями, нередко происходившими на территории Чувашии. Летописи, сохранившие не все сведения о вооруженных конфликтах, сообщают о девяти сражениях на чувашской земле, случившихся в период с 1467 по 1530 гг. [4, с. 28]. Так, в предании о городище Пиндерь Сырч, расположенном южнее д. Изамбаево Ядринского муниципального округа, говорилось о том, что «русское войско стреляло по городищу из пушек» [9, с. 367]. С вооруженным конфликтом между чувашами и русскими предание связывает происхождение кургана у д. Сятраево Ядринского муниципального округа¹⁵. В предании о д. Большое Аккозино Мариинско-Посадского муниципального округа сообщается о конфликте русских и чувашей, во время которого священный дуб якобы испускал туман, который скрыл чувашей от русских воинов¹⁶.

Чувашское предание содержит сведения и о противостоянии гарнизона татарской крепости и русских войск на марийской земле. При нападении русских на острог, находившийся на Сундырской горе (около с. Малый Сундырь Козьмодемьянского уезда) и окруженный дубовым лесом, гарнизон скатывал на них с вершины горы огромные дубовые стволы, которые низвергали нападавших в Волгу [12, с. 33–35, 43].

Некоторые из чувашских феодалов были активными участниками «войн», выступая на стороне ханских войск. Так, улбут Шемердень известен благодаря преданию как воинственный владетель, совершавший походы против соседних народов. Кроме того, он имел связи с русскими князьями¹⁷. Исходя из этих сведений, фольклорного Шемерденя отождествляют с упомянутым в летописи князем Шемерденем Чурачиковым, который в 1529 г. в составе посольства казанского хана участвовал в переговорах с великим князем Василием III [6, с. 24; 15, с. 46]. Предание сообщает, что чувашский феодал Уразмедь, некоторое время живший у казанского хана, также был предводителем войска и ездил с татарами на войну [1, с. 288, 289]. Хан настолько ценил Уразмедя и его друга Юмаша, что после их смерти «велел поставить над ними камни и курганы»¹⁸.

Согласно преданиям, представители чуваш иногда сами становились инициаторами военных конфликтов, обращаясь к русским властям за помощью в случаях притеснений со стороны татарских феодалов. В одном из них говорится, что на городище Пиндерь Сырч в давние времена жил властелин, обижавший подвластных ему чувашей. «Выведенные из терпения чуваши пожаловались на него русскому царю, и тот выслал против властелина войско» [9, с. 367]. В другом предании повествуется, что чувашский наездник Сарый из д. Сарыево (ныне д. Сареево Ядринского муниципального округа), защищая свою дочь от татарского феодала, «обратился за помощью к русскому царю, давши обещание быть вожаком, чтобы указывать войскам все дороги и укрепления, какие тогда находились у татар» [12, с. 331, 332]. Третье предание, записанное в д. Верхние Олгаши Моргаушского муниципального округа, рассказывает о чуваше Кочаке, гостившем у татарского хана. Татары ободрали лошадь чуваша, поэтому обиженный Кочак пошел к русскому царю и привел его с войском. После большого сражения татары были отброшены на луговую сторону Волги [3, с. 53]. Похожие сюжеты встречаются в преданиях марийского народа. В одном из чувашских преданий герои марийского народа Акпарс, Ковеш и Яник, боровшиеся против власти хана вместе с русскими, названы чувашами¹⁹.

Неизбежным итогом военных столкновений становились пленные. Часть пленных размещалась в чувашских селениях. Чувашские предания сообщают, что среди пленных были и русский «царь» (то есть князь), захваченный татарским ханом, которого держали в заточении в крепости на урочище «Хола-вырын» в Ядринском уезде. Источник относит событие к XV столетию²⁰.

Активная внешняя политика казанских властей требовала соответствующей подготовки на местах. Чувашский край находился в своеобразном режиме «военного положения»: местное население было обязано обеспечивать нужды феодалов-военачальников и их воинов, проживавших в городках-крепостях. Предания сохранили множество сведений о подобных военных укреплениях. Подробные записи, сделанные в 1870-х гг., имеются о крепости у д. Криуши Чебоксарского уезда (ныне Козловский муниципальный округ). Согласно преданию, крепостью управляли татарские мурзы [6, с. 272], а примечательна она была тем, что имела подземные ходы²¹. Согласно преданиям, крепости и укрепленные поселения казанской военно-феодальной администрации располагались также на левой стороне реки Средний Аниш на Белой горе (ныне территория Урмарского муниципального округа)²², восточнее села Яндашево (ныне в черте г. Новочебоксарск) [16, с. 20], вблизи д. Вотланы Цивильского муниципального округа²³, вблизи с. Большая Шатьма [2, с. 215, 216] и южнее д. Четрики Красноармейского муниципального округа²⁴, южнее д. Изамбаево Ядринского муниципального округа [9, с. 367].

Предания свидетельствуют о размещении на территории современной Чувашии части татарских вооруженных отрядов во главе с ханскими наместниками в укрепленных пунктах облегченной конструкции со стенами, обмазанными глиной. В одном из них сообщается, что наместник казанского хана Кибек близ с. Малые Яуши Вурнарского муниципального округа построил себе дом и вокруг него возвел стены из хвороста, облив их глиной²⁵. Кроме того, на чувашских землях размещались татарские сторожевые и наблюдательные пункты (на территории Козловского муниципального округа), сообщавшие о появлении неприятелей зажжением костров²⁶, а также стоянки войск [14].

Как справедливо указывал В.Д. Димитриев, не все указанные в преданиях городища и укрепленные поселения были созданы в период Казанского ханства, некоторые их них относятся к более раннему времени [4, с. 55]. Однако несомненным является тот факт, что в середине XV – первой половине XVI в. на территории современной Чувашии находились татарские укрепленные поселения.

Чувашские предания являются важным источником для освещения вопроса вхождения Чувашского края в состав Российского государства. Множество преданий посвящено событиям в Чувашском крае накануне и во время Казанской войны 1545–1552 гг. Предание о походе русских войск во главе с Иваном Грозным 1549–1550 гг. рассказывает, что по пути из Нижнего Новгорода на Казань царь проехал через Чебоксары. Русское войско, передвигавшееся по левобережью Волги, попало в болото и еле выбралось оттуда²⁷. Интерес представляет предание о строительстве Свияжска. Оно гласит, что по повелению Ивана Грозного место строительства города было скрыто шторами из белого холста, собранного с чувашского населения. Под прикрытием штор Свияжск был возведен за три дня. Несмотря на принятые меры, казанский хан узнал о строительстве города и начал подготовку к войне²⁸.

В некоторых преданиях сообщается о помощи чувашей русским войскам во время их походов на Казань. Предания о деревнях, ныне расположенных в Моргаушском муниципальном округе, рассказывают о трудностях с продовольствием, которые русские воины решили благодаря снабжению от сельских жителей²⁹. Кроме того, чуваши радушно встречали русские войска, направлявшиеся на Казань, строили для них дороги и мосты³⁰. В одном из преданий указано, что «когда Иван Грозный шел с войском разрушать Казань, чуваши указывали ему дорогу. Этих чувашей Иван Грозный будто бы награждал большими угодьями земли»³¹.

В преданиях получили отражение сражения русских и татарских войск на территории Чувашского края. Согласно их сведениям, армия Ивана Грозного сражалась с татарским войском близ д. Чебаково и у д. Никиткино Ядринского муниципального округа, недалеко от д. Максикасы Моргаушского муниципального округа, у д. Вурмеры и д. Первые Тойси Цивильского муниципального округа, у д. Шинерпоси Чебоксарского муниципального округа и др.³² На месте битв были похоронены погибшие воины. Предания упоминают места, где во время походов на Казань русские войска насыпали курганы³³ и имели стоянки³⁴. Благодаря преданиям наиболее известна стоянка Ивана Грозного с войском на горе Чарту между деревнями Криуши и Кинеры Козловского муниципального округа, где царь принимал посольство чувашей³⁵.

Ряд преданий посвящены завоеванию Казани и падению Казанского ханства. Они сообщают о добровольном обращении предводителей чувашей к русскому правителю. В одном из них говорится, что чувашский царь подал жалобу на татарского царя Ивану Грозному из-за пропажи своего коня. По этой причине русский царь рассердился на татарского царя. Договорившись, русский и чувашский правители выступили в поход для завоевания Казани³⁶. В другом предании чувашский царь отправился к русскому царю и убедительно просил его покорить Казанское царство для избавления подвластных хану царей от насмешек и издевательств. Иван Грозный сочувственно отнесся к этой просьбе и покорил Казанское царство³⁷. Предание о чувашском предводителе Анчике повествует об обращении чувашей за помощью к Ивану Грозному в борьбе против татарского хана [17, с. 86].

Предания позволяют проследить путь, пройденный русскими войсками для покорения Казани: они подошли к юго-западной части современной территории Чувашии и по ее юго-восточному краю подошли к Свияжску³⁸. К русским войскам, двигавшимся на Казань, присоединялись чувашские отряды во главе с их предводителями. Предания сохранили имена чувашских военачальников Ахплата, Байдеряка Барзаева, братьев Карабая и Егетбая, тархана Етруха³⁹. Помимо продовольствия, чуваши снабжали русских воинов плотами для переправы из Свияжска на левый берег Волги⁴⁰.

Многочисленны чувашские предания, повествующие о взятии Казани Иваном IV. Распространен сюжет о татарском хане-волшебнике, который во время осады Казани «срамил русского царя» и был неуязвим для пуль. Русский воин сразил его ружьем, заряженным крестом, однако хан обратился в гуся и улетел⁴¹. В других вариантах предания татарский хан превращался в лебедя, огнедышащего дракона, голубя⁴². Мотив превращения правителя в птицу встречается в преданиях татар и других тюркских народов [5, с. 80].

Предания описывают процесс завоевания Казани следующим образом. Под городские стены русские сделали подкоп из-под реки Казанки и подкатили 40 бочек пороху. Солдат поставил свечу на бочку и зажег ее. Взрыва сразу не последовало, поэтому Иван Грозный казнил солдата-поджигателя, обвинив в измене. После этого раздался взрыв, стены Казани были разрушены и татары покорены [10, с. 439]. Данный сюжет о взятии Казани соответствует сюжету русской исторической песни [7, с. 90–110]. Согласно преданиям, определить расстояние до стены Казанской крепости для устройства подкопа помог чуваш – гусляр⁴³ или сурначей (музыкант, игравший на дуде)⁴⁴. Сюжет о гусляре представлен также в фольклоре горных марийцев [13, с. 265]. Ряд преданий отмечают заслуги чувашей при взятии Казани. Чуваши Пидубай, Пайдул, Ишутка, Илтемес, Уразгильд, Пичура и другие воины, отличившиеся ратными подвигами, были награждены Иваном IV землями⁴⁵.

Анализ сведений по истории Казанского ханства, содержащихся в чувашских преданиях, позволил выявить некоторые особенности этих исторических источников. Они практически не содержат мифических, сказочных сюжетов и образов, преобладает фактографическое изложение событий. В преданиях близко к историческим фактам освещено хозяйственное развитие Чувашского края в составе Казанского ханства, отражена внутренняя политика, проводимая по отношению к подчиненным народам, затронуты некоторые аспекты внешней политики ханства. Особое внимание в преданиях уделяется русско-чувашским взаимоотношениям, они отображают постепенное развитие связей чуваш с русскими и процесс вхождения Чувашского края в состав Российского государства. В сюжетах некоторых чувашских преданий прослеживается сильная взаимосвязь с марийским фольклором, что вполне объяснимо, учитывая тесные этнокультурные и языковые контакты горных марийцев и чувашей в рассматриваемый период.

¹ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 101. С. 41–48.

² НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 208. С. 376–383.

³ НА ЧГИГН. Т. 617. Л. 37–39 об. Запись И.Г. Зябликова 1923 г.; Л. 67. Запись И. Григорьева 1929 г.

⁴ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 196. С. 25. Запись И. Флоренцева 1900 г.

⁵ НА ЧГИГН. Отд. III. Ед. хр. 17. Л. 50. Запись П.А. Ястребова 1929 г.

⁶ ГИА ЧР. Ф. 334. Оп. 1. Д. 13. Л. 26, 265, 297; Д. 26. Л. 18, 20, 26; НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 196. С. 328. Запись В. Кедрова 1900 г.; Отд. III. Ед. хр. 374. Л. 2, 6. №1. Запись Е.С. Сидоровой 1974 г.; Ед. хр. 513. Л. 97.

⁷ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 21. С. 256.

⁸ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 208. С. 376–383; ГИА ЧР. Ф. 334. Оп. 1. Д. 9. Л. 45; Д. 14. Л. 144.

⁹ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 581. Л. 32.

¹⁰ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 196. С. 262, 263. Запись В. Громова и С. Огоркова 1900 г.; Т. 579. Л. 169; Т. 154. С. 77, 78. Запись И.И. Иванова 1905 г.

¹¹ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 579. Л. 18.

¹² НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 581. Л. 32.

¹³ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 196. С. 141. Запись В. Смелова 1900 г.

¹⁴ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 196. С. 262, 263. Запись В. Громова и С. Огоркова 1900 г.; Т. 579. Л. 169.

¹⁵ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 580. Л. 127.

¹⁶ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 580. Л. 267; Т. 618. Л. 40. Запись Я. Осипова 1926–1927 (?) гг.

¹⁷ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 208. С. 376–383; ГИА ЧР. Ф. 334. Оп. 1. Д. 9. Л. 45; Д. 14. Л. 144.

¹⁸ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 581. Л. 32.

¹⁹ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 21. С. 256.

²⁰ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 196. С. 277–278. Запись Н. Архангельского 1899 г.; Т. 579. Л. 162.

²¹ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 267. Л. 201–203. Запись Я. Соловьева 1914 г.

²² НА ЧГИГН. К.п. 10. Инв. № 4607. Запись А.П. Черновой 1982 г.

²³ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 579. Л. 40 а.

²⁴ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 196. С. 275–286; Т. 579. Л. 162.

²⁵ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 579. Л. 91, 269; Т. 617. Л. 37–39 об., 67.

²⁶ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 196. С. 133. Запись И. Смирнова 1900 г.; Т. 580. Л. 128.

²⁷ НА ЧГИГН. К.п. 8. Инв. №3825. Запись Н.П. Петровой 1971 г.

²⁸ НА ЧГИГН. К.п. 10. Инв. № 4658. Запись Н.И. Егорова 1980 г.

²⁹ НА ЧГИГН. К.п. 8. Инв. № 3825. Запись В. Константинова 1969 г.

³⁰ НА ЧГИГН. Отд. III. Ед. хр. 81. С. 96–98. Запись Д.П. Вершкова 1952 г.; Ед. хр. 84. Л. 169–171. Запись Д.П. Вершкова 1952 г.; Ед. хр. 195. С. 237–239. Записи П. Баранова 1939 г., Н. Митевского 1940 г.; Ед. хр. 218. Л. 88–89. Запись Д.П. Вершкова 1961–1962 (?) г.; Ед. хр. 376. Л. 53 об., 68.

³¹ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 247. С. 141–142. Запись С. Сергеева 1913 (?) г.

³² НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 580. Л. 1, 101, 124, 212; Рукописное собрание В.Д. Димитриева. Т. 81. Л. 369. Запись И.Т. Семенова 1958 г.

³³ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 580. Л. 85, 178, 209; Отд. III. Ед. хр. 17. Л. 115 об.

³⁴ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 579. Л. 25–26; Отд. III. Ед. хр. 125. Л. 25. Запись И.Д. Никитина; Ед. хр. 376. Л. 75.

³⁵ НА ЧГИГН. Отд. III. Ед. хр. 5. Л. 169. Запись 1907–1913 гг.

³⁶ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 242. С. 238.

³⁷ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 196. С. 207–208. Запись Н. Лаврентьева 1899 г.

³⁸ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 150. С. 487; Отд. III. Ед. хр. 66. С. 1. Запись И. Иванова-Пайдаш 1950 г.; Ед. хр. 181. Л. 189.

³⁹ НА ЧГИГН. К.п. 10. Инв. № 4292. С. 17–19. Запись Е.А. Турхана 1962 г.; Инв. № 4607. Запись А.И. Черновой 1982 г.; Отд. I. Т. 196. С. 319–320. Запись И. Миролюбова 1900 г.

⁴⁰ НА ЧГИГН. Отд. III. Ед. хр. 296. С. 17. Запись П.Ф. Федулова 1967–1968 гг.

⁴¹ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 151. С. 98. Запись С. Филимонова 1904 г.

⁴² НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 21. С. 411. Запись Н.И. Ашмарина 1898–1902 гг.; Т. 244. С. 32. Запись И. Матвеева 1913 г.; ГИА ЧР. Ф. 221. Оп. 1. Д. 326. Л. 3. Запись Константиновой 1927 г.

⁴³ НА ЧГИГН. Отд. III. Ед. хр. 213. С. 480–483. Запись Г.И. Комиссарова до 1961 г.; Рукописное собрание В.Д. Димитриева. Т. 81. Л. 59. Записано от А.К. Ургалкина в 1958 г.

⁴⁴ НА ЧГИГН. К.п. 10. Инв. № 4658. Запись Н.И. Егорова 1980 г.

⁴⁵ НА ЧГИГН. Отд. I. Т. 6. С. 310–311. Запись В.И. 1903 г.; Отд. III. Ед. хр. 292. С. 2–3. Запись В.О. Ахуна 1960 г.

Об авторах

Светлана Валерьевна Охотникова

Автор, ответственный за переписку.
Email: svetlana-goncharova7@rambler.ru
ORCID iD: 0009-0005-9824-8008

кандидат исторических наук, научный сотрудник

Список литературы

Дополнительные файлы