Ornithomorphic specifics of the anthroponym of the main character of N.S. Leskov's novel «Bypassed»

Texto integral

Введение

В настоящее время в филологических исследованиях интерес к изучению роли онимов в структуре художественного текста по-прежнему не угасает. По верному замечанию М. В. Калинкина, «функциональная сторона поэтики онимов – наиболее разработанная и одновременно пёстрая часть теоретического наследия» [Калинкин 1999: 227]. Н.В. Васильева, проведя комплексный анализ имени собственного, приходит к выводу, что в художественном тексте имя персонажа имеет более тесную связь со своим носителем, нежели в реальной жизни, имя несёт в себе следы мифологического мышления, которые проявляются в актах употребления и имянаречения, тем самым антиципируя судьбу героя [Васильева 2009: 144].

В языческом и христианском обществе птичий мир играл огромную роль, что привело к формированию символизма птиц в русской культуре. В.А. Никонов, известный исследователь русской антропонимической системы, указывает на то, что птичьи фамилии образуют одну из самых многочисленных групп русского именника [Никонов 1974: 194]. И.В. Якушевич, обратившись к орнитонимам в художественном тексте, отмечает, что «орнитоним становится символом. Его означающее ‒ слово как единство звукобуквенного материального носителя знака и некоего яркого перцептивного образа. Его означаемое ‒ система мифологически переосмысленных абстрактных смыслов» [Якушевич 2023: 40]. А.А. Новикова и Л.И. Мартынюк, размышляя об особенностях орнитонимов в текстах М.А. Булгакова, приходят к выводу о том, что они имеют полисемантическую символику [Новикова 2021: 39]. С.А. Скуридина, проанализировав птичьи фамилии персонажей в текстах Ф.М. Достоевского (Снегирев, Сокольский, Лебедев и др.), отмечает их полифункциональность [Скуридина 2015].

Материалы и методы

Материалом исследования в настоящей работе послужил антропоним персонажа романа Н.С. Лескова «Обойдённые» (1865) Илья Макарович Журавка. При проведении исследования мы опирались на методы контекстуального анализа, интерпретации текста, компонентного анализа, а также сопоставительный метод и метод лингвистического наблюдения и описания.

Результаты

В результате проведённого анализа была раскрыта семантика антропонима художника и выявлены средства её актуализации в тексте. Антропоним является трехчастным. Фамилия художника относится к группе птичьих фамилий, имеющих большую распространённость в реальном русском именнике.

Онимное пространство Журавки включает имена, ассоциативно связанные между собой посредством разных мотивов: птичьего, солярного и др. Птичий мотив актуализируется посредством орнитологической шкалы: «Это ‒ человек, он живет, сочувствует, любит, страдает, одним словом, несет жизнь; а те, точно кукушки, по чужим гнездам прыгают; точно ученые скворцы сверкочат» [Лесков 1989: 3: 77]. В данном случае находит свое воплощение оппозиция: человек ‒ птица, т.е. акцентируется внимание на том, что художник, носящий птичью фамилию, является человеком, проявляющим все лучшие человеческие качества, он противопоставляется героям-птицам. Фамилия персонажа и его прозвище образуют орнитоморфную пару: Журавка / Аргус, семантический потенциал которой поддерживает контекст. Солярный мотив формирует символическая связь журавля с солнцем, проявляющаяся в тяготении художника к огню/жаре, что поддержано фоновыми онимами: топонимами (Италия, Ницца и др.), антропонимами из близкого окружения персонажа (Грациелла) и др.

Орнитоморфный компонент фамилии Журавка участвует в акцентуации национальности персонажа на лексическом уровне: хохол (национальность художника) / хохол ‒ особая внешняя примета журавля.

Птичьи фамилии часто встречаются во многих текстах Н.С. Лескова (Птицын, Пизонский, Павлин и др.), что позволяет говорить об особом месте онимов с орнитоморфным компонентом в ономастическом фонде этого писателя. Учитывая большую распространённость фамилий данной группы в реальном русском именнике, мы можем отметить, что Н.С. Лесков сохраняет данную тенденцию, особым образом используя эти имена в своих текстах.

Обсуждение результатов

6 марта 1865 года Н.С. Лесков сообщает следующее в письме Н.Н. Страхову по поводу своего нового романа: «У меня есть повесть, почти роман, вовсе не тенденциозный и совсем отделанный отчетливо, ‒ называется «Всяк своему нраву работает» [Лесков 1956: 10: 256]. Этот роман под названием «Обойдённые» увидел свет в конце 1865 года в журнале «Отечественные записки».

В романе «Обойдённые» упоминается большое количество разных орнитонимов: ворона, аист «змееистребитель», сокол, кукушка, голубь, цапля, ласточка, соловей, утка, индейка, небольшая серая птичка, две какие-то большие птицы. В вещих снах персонажей парят мифические птицы: жар-птица, гамаюн-птица. Помимо этого, выделяется группа словосочетаний с орнитонимами, которые являются одним из средств создания образа персонажей: голубиное сердце; голубиная кротость духа; меньше воробьиного носка (о человеческих страстях); птица-пигалица (назойливый человек); сорока (болтливая женщина) и др. Отметим паремические единицы, в состав которых также входят орнитонимы: «два двора ‒ гончара, а третий ‒ тетеречник» [Лесков 1989: 3: 27], «пуганая ворона, как говорит пословица, и куста боится. <…> вороны куста боятся, а я буду при том, что соколу лес не страшен» [Лесков 1989: 3: 68]; «зарядила сорока «Якова» [Лесков 1989: 3: 82].

Одним из главных героев драматической любовной истории, которая разворачивается в романе, является василеостровский живописец Илья Макарович Журавка. Н.С. Лесков посвящает художнику отдельную главу под названием «Маленький человек с просторным сердцем». Живописец Журавка ‒ один из тех персонажей, кому автор открыто благоволит: «<…> я должен просить о небольшом внимании к маленькому человечку, о котором я непременно должен здесь кое-что порассказать» [Лесков 1989: 3: 120]. Художник Журавка ‒ «человек очень добрый, пылкий, суетливый и немножко смешной» [Лесков 1989: 3: 44] ‒ один из прекрасных образов идеалистов-чудиков Н.С. Лескова. По справедливому замечанию А. Шелаевой, «комическая обрисовка Журавки снижает этот образ до уровня карикатурного идеала» [Лесков 1989: 3: 450].

Имя художника представляет собой трехчастный антропоним Илья Макарович Журавка. Фамилия является «птичьей» по своему происхождению, т.е. восходит к журав «журавль» [Даль 2006: 1: 547]. Птица журавль занимает значимое место в русской народной культуре, в том числе в русском именном фонде.

Распространённость птичьих фамилий в русском именнике отмечает П.М. Бицилли: «Нет, кажется, породы птиц, которая не дала бы начала одной, а то и нескольким фамилиям» [Бицилли 1996: 626]. В «Ономастиконе» С.Б. Веселовского зафиксированы фамилии Журавкин / Жеравкин, Журавль, Журавлев [Веселовский 1974]. Исследования лингвистов В.Р. Кипарского (цит. по [Никонов 1974: 195]), Б.О. Унбегауна [Унбегаун 1989: 148] свидетельствуют о наличии большого пласта фамилий птичьего происхождения в русском языке. В.А. Никонов высказывает следующую мысль о причине возникновения данной группы антропонимов: «Вопрос об особой роли птиц в жизни русских ‒ вопрос о происхождении не фамилий, а прозвищ и нецерковных имен, которые позже стали основами фамилий» [Никонов 1974: 195]. Основной причиной изобилия птичьих фамилий является экономическая ценность птиц в бытовой жизни русского человека: птицеводство, забавы, связанные с птицами, превалирование численности птиц над другими видами животного мира [Никонов 1974: 195]. Данная тенденция отразилась и на появлении топонимов, семантически связанных с названием птиц. Так, по данным топонимического словаря Воронежской области, два села, возникших в первой половине XVIII и во второй половине XVIII века, носят название Журавка [Прохоров 1973: 103]. В словарных статьях, иллюстрирующих эти топонимы, указывается их прямая связь с местом обитания журавлей [Прохоров 1973: 103]. Учитывая интерес Н.С. Лескова к реальным именам, можно предположить, что он мог позаимствовать этот топоним в качестве основы для фамилии своего героя.

Птичий мотив постоянно сопутствует художнику. У Журавки в доме живут орел и коршун, которого «раза три в день принимался толкать линейкой» [Лесков 1989: 3: 126]. Упоминается в романе журавль: «Жили были кутыль да журавль; накосили они себе стожок сенца, поставили посередь польца, не сказать ли вам опять с конца?» ‒ зарядила сорока «Якова», и с тем до всякого» [Лесков 1989: 3: 82].

Птичья семантика фамилии художника обыгрывается в его национальности: Журавка ‒ хохол. Одно из значений слова «хохол», помимо обозначения национальности, «клок шерсти, волос, перьев на голове» [Даль 2006: 4: 563]. Таким образом, хохол (пучок белых перьев) как атрибут журавля-красавки, обитающего на территории России, ассоциативно связан с фамилией художника.

Журавль ‒ птица перелётная. В русской речи перелётной птицей называют человека, постоянно меняющего свое место проживания, профессиональной деятельности и т.д. Журавка ‒ свободный василеостровский художник, т.е. он не принадлежит ни одному из направлений, он легко перемещается между Италией и Россией, у него нет полноценной семьи: «Илья Макарович был помешан на свободе любовных отношений и на итальяночках» [Лесков 1989: 3: 69]. Чтобы официально не жениться на итальянке, он выписывает ей вексель, гарантирующий ему свободу от официального брака. После смерти подруги-итальянки он отдает своих малолетних детей на воспитание в другую семью. Итак, художник Журавка словно перелётная птица, не имеющая своего пристанища.

Птица журавль занимала одно из центральных мест в русском мировосприятии. Культ журавля, а именно его связь с солнцем, нашёл свое отражение в русском фольклоре: «Журавль прилетел и теплынь принес. Стало тепло, так и журка прилетел; а он говорит: я принес!» [Даль 2006: 1: 547]. В ритуальных песнях «веснянках» люди помимо других птиц обращались к журавлям, а также употребляли в пищу фигурки из теста в форме журавлей [Рыбаков 1987: 709]. Изображение журавля присутствует рядом с солярными знаками в узоре ритуальных браслетов русского прикладного искусства XII‒XIII вв. [Рыбаков 1987: 701].

Солярный компонент фамилии героя реализуется посредством фоновых имён библейских персонажей Самсона и Далилы. Журавка, имея «художественное сердце», был влюбчив, что становилось причиной для различного рода конфузов. Увидев симпатичную немку и желая с ней начать разговор, Илья Макарович заходит в парикмахерскую, однако, не сумев объяснить на немецком языке пожеланий к своей стрижке, теряет свои волосы: «Да, это была новая Далила, глядя на которую наш Сампсон не замечал, как жречески священнодействовавший немец прибрал его ganz akkurat до самого черепа [Лесков 1989: 3: 124]. Н.С. Лесков использует церковный вариант имени: Сампсон. Помимо самой трактовки библейский истории заслуживающей внимания является этимология онима: Самсон происходит из др.-евр. šimšōn солнечный: šęmęš солнце; греч. Sampsōn [Суперанская 2003: 293].

В историю жизни художника Журавки искусно вплетена известная библейская история о Самсоне, который открыл Далиле секрет своей необыкновенной силы, скрытой в его волосах, и погиб. Писатель иронизирует над Журавкой, для которого длинные волосы свидетельствуют о его принадлежности к миру искусства: «И нужно вам знать, что Илья Макарович так дорожил своими лохмами, что не расстался бы ни с одним вершком их ни за какие крендели; берег их как невеста свою девичью честь» [Лесков 1989: 3: 123].

Обратимся к антропониму художника Илья Макарович. Имя Илья восходит к др.-евр. элияху бог мой Яхве [Суперанская 2003: 195]. Это имя в русской культуре связано с фигурой Ильёй-громовержцем (Ильёй-пророком), разъезжающим на огненной колеснице и жестоко карающим грешников огненными молниями. Атрибуты Ильи-громовержца ‒ молнии и гром ‒ вербализуются в характере художника ‒ вспыльчивости, доведённой до комизма. Усиливает эту черту характера любовь художника к оружию: «У Ильи Макаровича являлось ружье за ружьем, английский штуцер за штуцером, старинный самопал и, наконец, барочная, медная пушка. Обзаводясь этим арсеналом, Илья Макарович воображал себя Дирслейером или Ласкаро» [Лесков 1989: 3: 125]. Однако если Илья-громовержец молниями карает грешников, то жертвами Журавки становятся лишь печальные вороны.

Чудачества художника вызывают добрую улыбку и строгий взгляд со стороны его друзей: «оштрафовал своего грудного ребенка» [Лесков 1989: 3: 127], «обзаводился скрипкой и начинал нарезывать на ней лазаревские концерты» [Лесков 1989: 3: 126], «двухлетняя девочка определялась к растиранию красок, трехлетний сын плавил свинец и должен был отлизать пули или изучать механизм доброго штуцера» [Лесков 1989: 3: 127]. Художник Журавка своего рода юродивый, все чудаковатые поступки которого свёрнуты в семантике его отчества Макарович < Макарий от греч. makarios ‒ блаженный, счастливый) [Суперанская 2003: 228]. Создавая образ чудаковатого художника, Н.С. Лесков называет его поступки «маленькими шалостями» [Лесков 1989: 3: 127], актуализируя тем самым его связь с миром детства, миром мечты и иллюзий. Знаковым является упоминание топонима Аркадия по отношению к художнику: «О, Аркадия священная!» [Лесков 1989: 3: 138]. Аркадия ‒ это образ идеальной страны, в которой течет счастливая и беззаботная жизнь [Современный словарь иностранных слов 1999: 63]. В этом случае топоним поддерживает семантику отчества Журавки ‒ Макарович, актуализируя наивный идеализм как основную черту характера художника. Живописец Журавка своего рода блаженный, что определяет эксцентричность его поведения.

Неспособность Ильи Макаровича защитить сестер Прохоровых от несчастной любви сокрыта в именовании его слепым Аргусом. Аргус ‒ это многоглазый великан древнегреческой мифологии, охраняющий Ио. Именем этого великана называют бдительного стража, зоркого человека [Даль 2006: 1: 21]. Журавка, подобно Аргусу, не сумел сберечь обоих своих друзей: роман происходит на его глазах, однако художник не смог предотвратить всех его трагических последствий. Упомянутая слепота Аргуса отсылает к некой чудаковатости Журавки, его неспособности принять действительность. Показательным является то, что Н.С. Лесков лишает художника именно зрения, а не другого органа чувств, так как именно оно является определяющим в профессии Журавки.

Именование художника Аргусом коррелирует с его фамилией, так как имя Аргус имеет второе значение: птица, похожая на павлина [Даль 2006: 1: 21]. Таким образом, фамилия персонажа и его прозвище образуют орнитоморфную пару: Журавка / Аргус, семантический потенциал которой реализует контекст.

Онимное пространство Журавки включает имена, ассоциативно связанные между собой посредством солнечного мотива. Журавка ездит в солнечную Италию, мечтает о теплом небе и горячем солнце. Из Италии художник привозит себе подругу жизни Луизу, которую в шутку называют Грациэллой. В основе прозвища итальянки Грациэлла лежит одно из типичных имен, распространённых в Италии Грацие́лла (Грациэ́лла): из лат. gratia грация, совершенство, прелесть [Суперанская 2003: 374]. Это имя является национально окрашенным, оно участвует в формировании итальянского хронотопа в романе. Примечательно, что Луиза погибает от горячки, болезни, ярким симптомом которой является высокая температура. Горячка в данном контексте отсылает к палящему солнцу, жаркой погоде как одной из особенностей климата родины Грациэллы: «Хищная возвратная горячка, вычеркнувшая прошедшею зимою так много человеческих имен из списка живых питерщиков, отвела сажень приневской тундры для синьоры Луизы. Беспокойная подруга Ильи Макаровича улеглась на вечный покой в холодной могиле на Смоленском кладбище» [Лесков 1989: 3: 276]. В приведенном фрагменте родина Грациэллы ‒ Италия, с ее теплом и горячим солнцем, противопоставляется чужбине России, серому и тоскливому Петербургу. В названии последнего пристанища итальянки ‒ «сажень приневской тундры» ‒ имплицитно выражена связь Грациэллы с Журавкой, из-за которого та оказывается на чужбине: одним из характерных признаков тундры является наличие большого количества болот. Болотистая местность, как известно, относится к одному из излюбленных мест обитания журавлей.

Орнитоморфная семантика фамилии художника также отсылает к известным героям одноименной баллады Ф. Шиллера (1797), переведённой на русский язык В.А. Жуковским, ‒ Ивиковым журавлям: птицы, ставшие невольными свидетелями преступления, терпеливо ждут своего часа и своим появлением наносят удар, восстанавливающий справедливость. Живописец Илья Макарович Журавка становится причастным к разворачивающейся на его глазах любовной драме между родными сестрами и его лучшим другом, но в отличие от Ивиковых журавлей Журавка не находит в себе силы к открытым решительным действиям.

К Ивиковым журавлям Н.С. Лесков обращается в своём романе «Островитяне» (1866): «Ага! летят уж Ивиковы журавли... да, да, пора конец положить», ‒ подумал Истомин, стоя с открытой головой внизу пролетающей стаи. А стая все летит и летит, и все сильнее и чаще падают от нее книзу гортанные звуки» [Лесков 1989: 3: 276]. Упоминается журавль в повести «Очарованный странник» (1873): «<…> ощущаю, что около меня что-то живое и легкое, точно как подстреленный журавль, бьется и вздыхает, а ничего не молвит» [Лесков 1989: 2: 316].

Отметим, что в творчестве Н.С. Лескова встречаются другие персонажи, чьи фамилии несут в себе орнитоморфную семантику: нигилист Птицын (роман «Некуда»), дьячок Пизонский (роман «Соборяне») и др. Фамилия последнего входит в именник духовенства и имеет кальку – Голубинский < голубь / Пизонский < pigeon [Вязовская 2007: 64].

Заключение

Антропоним главного персонажа романа «Обойдённые» (1865) Илья Макарович Журавка входит в группу птичьих фамилий. Орнитоморфный компонент данного антропонима обусловливает траекторию развития образа художника, определяя его место в образной структуре романа. Рассмотренный антропоним имеет трехчленную структуру, компоненты которой участвуют в формировании образа персонажа и вместе с тем в реализации идейного замысла романа. Положенный в основу имени орнитоним «журавль» являет собой мифологему, которая раскрывается посредством различных языковых средств.

Sobre autores

V. Vyazovskaya

Autor responsável pela correspondência
Email: v_vyazovskaya@inbox.ru

Candidate of Philology, Associate Professor the Department of Russian Language

Bibliografia

Arquivos suplementares