Semiotics and Mythology in the Works of Michel Tournier

Full Text

В 2024 году отмечается столетие со дня рождения выдающегося французского писателя Мишеля Турнье (1924–2016). Лауреат Гонкуровской премии и Большой премии Французской Академии, Турнье переведен на десятки языков мира и считается одним из представителей «современной классики» на французском языке. На русском были изданы его наиболее известные романы «Пятница, или Тихоокеанский лимб» (1999), «Лесной царь» (2000), «Элеазар, или источник и Куст» (1998), сборник «Философская сказка» (1998) и другие произведения.

Турнье менее известен широкой публике как философ, испытавший влияние Гастона Башляра и Жиля Делеза, как ученик и последователь антрополога Клода Леви-Стросса, как переводчик на французский романов Эриха Марии Ремарка и как общественный деятель – благодаря ему в 1970-х годах был создан и существует по сей день фестиваль «Международные встречи фотографии» в Арле.

Главная особенность стиля Мишеля Турнье – ремифологизация, переосмысление известных поэтических мифов в современном философском ключе. Миф как символический нарратив человеческой культуры всегда занимал важное место в сфере семиотического анализа: осмыслению мифологических сюжетов были посвящены многие работы российских и зарубежных семиотиков – Вяч.Вс. Иванова, В.Н. Топорова, А.Ж. Греймаса, У. Эко.

Французские литературные критики и журналисты называют Турнье «мифо-светочем» – “mythophore”, неологизм, изобретенный по аналогии со словом “photophore” – светильник [1, p. 1]. Мифологический сюжет для писателя – та самая свеча или лампа, свет которой отражается в каждой фразе и трансформирует весь текст.

Исследовать мифологические мотивы Турнье с помощью методов семиотики как науки о возникновении значения – такая задача стояла перед участниками дискуссии «Творчество Мишеля Турнье: семиотика и мифология», которая состоялась в рамках ежегодного Фестиваля «Дни франкофонии» во Всероссийской государственной библиотеке иностранной литературы имени М.И. Рудомино 18 марта 2024 г. и была приурочена к столетию со дня рождения писателя.

В мероприятии, организованном в рамках сотрудничества Культурного центра «Франкотека» ВГБИЛ и Международного центра семиотики и диалога культур Государственного академического университета гуманитарных наук, приняли участие профессор Стамбульского университета, заместитель генерального секретаря Романской федерации семиотики Недрет Озтокат Киличери и доцент, основатель и руководитель МЦС ГАУГН, вице-президент Азиатской семиотической ассоциации Инна Геннадьевна Меркулова.

Турецкий литературовед и семиотик Недрет Озтокат Киличери – крупнейший специалист по французской литературе у себя на родине, автор книг и статей о творчестве Мопассана, Пруста, Камю, Дюрас, Киньяра, Модиано. Текстам Турнье она посвятила ряд работ, а также была лично знакома с писателем, приезжавшим в Стамбул по приглашению университетских коллег.

На дискуссии в Библиотеке иностранной литературы профессор Киличери рассказала об основных вехах биографии писателя, его интересе к философии, а позднее к этнографии. По мнению Киличери, секрет успеха произведений Турнье во многих странах мира заключается в философской и мифологической глубине его литературных сюжетов, именно поэтому количество читателей его произведений – взрослых и юных – неуклонно растет. Ссылаясь на мнение известного исследователя творчества Турнье, критика Арлетт Булумье, Киличери выделяет ключевой прием его письма – «концепт разворота добра и зла» [2, p. 10]; [3, p. 21]. По словам Киличери, Турнье всегда рассказывает историю превращения, обращения, метаморфозы. Для турецкой исследовательницы идея обращения является ключом к пониманию романа «Пятница, или Тихоокеанский лимб» и философской сказки «Саваны Вероники». Она трактует термин «обращение» двояко: как факт перехода от ложного верования к признанной религиозной истине и как переход из одного физического состояния в другое. В произведениях писателя речь идет о трансформации не только какого-либо персонажа, но и само содержание истории оказывается полностью измененным по сравнению с источником – мифологическим или сказочным сюжетом.

Первый пример – история Робинзона, созданная Даниэлем Дефо и вновь изложенная Мишелем Турнье в романе «Пятница, или Тихоокеанский лимб» [4] и в его версии для детей под названием «Пятница, или Дикая жизнь» [5]. По мнению Киличери, текст Турнье отходит от породившего его романа Дефо и обретает самостоятельность путем смены точки зрения рассказчика. Робинзон собирается построить на острове свое одинокое царство, однако очень быстро обнаруживает следы присутствия Другого и расценивает это присутствие как угрозу. Повествование строится таким образом, чтобы показать читателям, что после подтверждения присутствия Другого (то есть Пятницы) все привычки Робинзона меняются. Вся мотивация и все действия Робинзона отныне направлены на сохранение собственной доминирующей позиции. Его задача – отвоевать и утвердить свое господство как «человека цивилизованного» над «Другим».

Второй пример превращения – философская сказка «Саваны Вероники» [6]. На первый взгляд, речь идет о светском рассказе. Однако, как указывает Недрет Озтокат Киличери, в основе глубинной структуры повествования лежит «религиозный, христианский» семантический слой. История разворачивается на фоне реального культурного события – фестиваля «Международные встречи фотографии», проходящего ежегодно летом во французском городе Арль. Автор сказки писатель Турнье – один из основателей фестиваля, в начале повествования он приводит имена знаменитых фотографов XX-го века – Анри Картье Брессона, Робера Дуано – с целью создать у читателей ощущение реальной истории, которая вот-вот произойдет.

Трактовка, которую профессор Киличери предлагает для «Саванов Вероники», основана на семиотических методах анализа, при помощи которых повествование делится на крупные эпизоды и сегменты с более мелкими составляющими. Повествование начинается в реалистическом ключе, от первого лица. Рассказчик – любитель искусства фотографии и завсегдатай фестиваля в Арле. В истории три крупных эпизода. Первый описывает фотосессию на одном из пляжей: взгляд рассказчика останавливается на модели – Гекторе (прекрасном, физически здоровом молодом человеке) и на фотографе – Веронике (маленькой беспокойной женщине, недовольной результатами фотосессии). Она говорит рассказчику, что хотела бы сделать из модели, Гектора, «нечто прекрасное». Во втором эпизоде рассказчик вновь оказывается в Арле через год, где встречает тех же главных героев. Вероника выглядит прекрасно, а Гектора невозможно узнать, настолько он физически истощен. От Вероники рассказчик узнает историю этого «превращения»: она посадила свою модель на строгую диету и провела над Гектором серию опытов, чтобы сделать его «фотогеничным». Гектор как персонаж подчинен «хотению», основной составляющей нарративной программы Вероники, и потому от «естественной красоты» он переходит к состоянию «фотогеничности». Описание Вероники дается читателю через окружающие ее предметы – химикалии, специализированный фото- и спортивный инвентарь. Ее цель – освободиться от материальных условностей, связанных с использованием фотобумаги, и найти более гибкий носитель. Она использует большие рулоны, в которые заворачивает тело Гектора, пропитанное химическими веществами. Рассказчик с ужасом слышит от Вероники, что Гектор стал для нее «средством» к постижению тайны новой фотографии. Финальный третий эпизод рассказывает о выставке «Саваны Вероники» («Плащаницы Вероники») на фестивале: в старинной часовнеразвешаны куски льняной ткани, на каждом из которых – отпечаток тела Гектора. Как указывает рассказчик, Вероника создала новую технику фотографии, которую она назвала «дермографией». «Графика» – письмо, а «дермо» – кожа этой новой фотографии, с использованием физического тела модели. Посетителям выставки в часовне кажется, что они видят не выставленные ткани, а плащаницы.

Первый уровень превращения в этой истории – смена физического и морального состояния героев. В случае Гектора это переход от состояния «здорового» и «естественного» к состоянию «болезни» или «гибели». Что касается Вероники, то из состояния маленькой недовольной женщины она переходит в состояние «удовлетворенности» и «довольства», благодаря «успеху» выставки. Ее нарративная программа – сделать Гектора фотогеничным, а затем при его помощи изобрести новую технику фотографии – заканчивается триумфом.

Далее превращение происходит на глубинном семантическом уровне. Гектор, завернутый в льняную ткань, предстает перед читателем как двойник Иисуса: согласно христианскому преданию, благочестивая Вероника отерла капли пота и крови с его лица своим платком, и на ткани отпечатался лик Спасителя.

Перед нами – яркая иллюстрация ремифологизирующего приема Турнье: он переписывает легенду о святой Веронике, которая в его сказке становится «иконой фотографии» в художественном мире. Действия Вероники трансформативные, преобразующие: сначала она стремится изменить лицо, а затем и все тело Гектора. В основе этих действий лежат семантические составляющие, переданные терминами «мука / мучение», «операция», «анатомические опыты». Гектор переходит от состояния «естественного», или «дикого», к состоянию «культурному» (входит в мир искусства как артефакт). Вероника, наоборот, переходит от культуры к дикости, о чем свидетельствует оценка рассказчика, который называет ее «тигрицей», вцепившейся в свою модель [7, p. 152].

По мнению профессора Киличери, изменение семантических значений указывает на трансформацию пути двух главных героев, от состояния изначального к финальному. При этом мифологический сюжет полностью перевернут: из благочестивого персонажа Вероника становится палачом. Четкая трехчастная структура повествования описывает «великую художественную операцию». Эта история дает нам пищу для размышлений не только о фотографии, но и об искусстве вообще, об акте художественного творчества и о создании нового мифа-образа – важнейшей теме для Мишеля Турнье.

Организатор дискуссии на «Днях франкофонии» ВГБИЛ, российский семиотик и лингвист И.Г. Меркулова продолжила размышления Недрет Озтокат Киличери о превращении как основной движущей силе в текстах Турнье. Она указала на то, что произведения писателя уже много лет остаются в поле интересов нарративной семиотики и семиотики страстей. Например, стилистика романа «Пятница, или Тихоокеанский лимб» анализируется в первой главе семиотического исследования «О несовершенстве» А.Ж. Греймаса [8], где поведение Робинзона представлено как эстетическое «потрясение», или «трещина» в рутине повседневной жизни. Робинзон «внезапно пробуждается» от «хрупкого безмолвия», открывшегося ему «после звука последней упавшей в медный таз капли». По мнению Греймаса, в данной емкой формуле телесного комментария автор показывает, что произошло превращение, значительное эстетическое событие [9, с. 15]. Рождение нового смысла в переработанном писателем мифологическом сюжете происходит поэтапно, путем детального описания составляющих эстетического потрясения: «поглощение повседневностью, ожидание, прекращение изотопии в виде трещины, потрясение субъекта, особенный статус объекта, чувственное отношение между ними обоими, уникальность опыта, надежда на полное единение в будущем – вот список элементов, создающих эстетический эффект, который нам открыл текст Мишеля Турнье» [9, с. 23].

Еще один пример переработки мифологического сюжета, на этот раз библейского, представляет собой один из последних романов Турнье, «Элеазар, или источник и Куст» [10]. С точки зрения исследователя-семиотика, данный текст представляет особый интерес для анализа не только мифотворчества писателя, но и как пример выражения полифонии высказывания на графическом уровне. Как известно, тема полифонии, или многоголосия, была описана в работах М.М. Бахтина применительно к романам Ф.М. Достоевского [11], а позднее лингвистические маркеры полифонии были изучены О. Дюкро [12]. По мнению И.Г. Меркуловой, литературную полифонию можно трактовать как один из источников генерирования художественного дискурса, и на визуальном уровне полифоничное высказывание может быть выражено с помощью графических средств – различных рисунков шрифтов и расположения текста на плоскости. Выделенный специальным шрифтом фрагмент текста представляет слово как чужое или авторитарное, подчеркивает дистанцию между этим словом и рассказчиком [13, с. 83]. Роман «Элеазар, или источник и Куст» – своеобразный «перекресток голосов». Читателям рассказывают историю ирландского пастора Элеазара, который отправляется на поиски Земли обетованной и постоянно сравнивает себя с Моисеем, обращаясь к первоисточнику – библейскому тексту. Цитаты из Библии набраны курсивом, а некоторые выражения сплошными прописными, – прием, который сигнализирует о двояком отношении рассказчика к данным фрагментам. Сначала библейское слово предстает перед читателем как руководство к действию или приказ, и мы наблюдаем полифоничное сосуществование двух визуально отличных слоев текста – принятого и принимающего. В конце романа главный герой настолько ассимилирует библейские слова, что они становятся частью его собственного дискурса, что на графическом уровне выражено однородным уставом. Роман Турнье – пример взаимодействия в тексте так называемых инстанций высказывания. По выражению семиотика Ж.-К. Коке, последние делятся на субъектные (Я, Мы) и объектные (Он, Это) [14, p. 169]. Кульминационный момент романа – полное принятие рассказчиком как слов Библии, так и роли пророка, отказ от собственной идентичности в пользу глубинной объектной инстанции высказывания, превращение его в библейский мифический персонаж.

Как отметила Недрет Озтокат Киличери, Турнье избрал свой особый путь писателя-ремифологизатора еще в юности, когда слушал лекции Клода Леви-Стросса о первобытных культурах [16, p. 261]. При этом его интерес вызывали именно мифы древности, именно они представляли собой «модель поведения» в сжатом виде, своеобразный учебник позитивного отношения к жизни, которое писатель искал и находил во время своих многочисленных путешествий по миру – по Африке и странам Средиземноморья.

В наши дни переосмысление древних мифологических сюжетов может оказаться полезным при анализе современных вызовов научно-технического прогресса и искусственного интеллекта. Задача современных гуманитариев, в том числе литературоведов, лингвистов и семиотиков, состоит в том, чтобы исследовать ИИ не просто как миф о высокоразумном существе, а как особый тип дискурса, влияющий на креативные и когнитивные способности человека.И это еще один из уроков Мишеля Турнье: «есть такие мифо-светочи: они несут в себе мифы и передают их нам, на всю нашу жизнь» [1, p. 1].

Видеозапись дискуссии «Творчество Мишеля Турнье: семиотика и мифология» на русском и французском языках доступна в социальных сетях Франкотеки ВГБИЛ им. М.И. Рудомино: https://vk.com/francoteka_libfl?z=video218613725_456239114%2F86edeeb35ddd5fb929%2F pl_wall_-218613725

About the authors

I. G. Merkoulova

Author for correspondence.
Email: igmerkulova@gaugn.ru

Doctor of Linguistics and Semiotics (PhD), Cand. Sci. (Philol.), Director of the International Center for Semiotics and Intercultural Dialogue

References