Lexical Expression of Presentiment in Mongolic Languages

全文:

Предчувствие как чувство ожидания чего-либо назревающего, неизвестного неизбежно связано с душевным волнением, когда сердце не на месте. В данной работе рассматривается ряд лексем, используемых для выражения предчувствия в монгольских языках, с целью выявления по возможности мотивов номинации и их связи с психофизиологическим состоянием человека, предчувствующего что-либо, в большинстве случаев плохое. На материале монгольских языков данная тема рассматривалась в статье Л.Д. Бадмаевой, посвященной выражению рационального и иррационального понимания в бурятском языке. Под иррациональным пониманием имеется в виду понимание без участия разума, логических умозаключений. Автор выделяет такие его виды, как 1) предчувствие / предвидение / ясновидение; 2) прямое ясновидение; 3) предчувствие в результате вещего сна; 4) предчувствие / понимание сердцем [1, с. 228]. В статье М.М. Содномпиловой тело человека, включая его внутренние органы, рассматривается как проводник сверхъестественной информации, подаваемой посредством целого спектра разнообразных ощущений в организме – от щекотки и вибрации до проявления болевых ощущений [2].

П.-монг. ǰöng имеет значения: ‘знак, знамение; гадание, прорицание, предсказание’, ǰöngnekü ‘предсказывать, предзнаменовать’ [3, p. 2409], монг. зөн ‘предчувствие, предвидение; чутье; инстинкт; предзнаменование’, сайн зөн ‘доброе предзнаменование’, муу зөн ‘дурное предзнаменование’, зөгнөх ‘предчувствовать; мечтать, фантазировать’ [4, c. 230], бур. зүн ‘предчувствие, чутье, инстинкт’, зүгнэхэ ‘предчувствовать’ [5, c. 416], калм. zöƞ ‘гадание, предзнаменование, пророчество’, zöƞn^әχә ‘пророчествовать’ [6, p. 478], ойр. dzönö ‘предчувствие, предвидение; чутье; инстинкт’ [7, с. 261].

Существительное ǰöng ‘способность предвидеть будущее’ и образованный от него глагол ǰönglekü ‘предвидеть будущее’ единожды встречаются в § 207 письменного памятника первой трети XIII в. «Сокровенного сказания монголов»: Činggis_qahan Qorči-da ügülerün ǰöngleǰü nama-yi üčügen büqüy-eče eǰi’e turuq noyitan nobšildüǰü köyiten köbšildeǰü nendü qutuq bolǰu yabuba ǰe. Qorči tere čaq-tur ügülerün ǰöng ǰöb bolu’asu tenggeri-de setkil-tür gürgekde’esü nama qučin emestü bolqa ke’ele’e či [8, с. 287] ‘Сказал Чингис-хан Хорчию: «Ты предсказал мне будущее, с юности моей и по сей день в мокроть мок со мною, в стужу – коченел. Ты, Хорчи, помнишь, говорил: “Когда сбудется мое предсказание, когда Небо осуществит твои мечты, дай мне тридцать жен”»’ [9, c. 161].

Корень ǰöng, будучи фонетически близким корням звукоподражательных глаголов монг. дүнгэнэх, бур. дүнгинэхэ ‘гудеть, раздаваться гулко’, монг. гүнгэнэх, бур. гүнгэнэхэ, калм. гүӊнх ‘гудеть – о шмеле’, на наш взгляд, может передавать некое томящее напряжение, «гудение» в груди человека, испытывающего то или иное предчувствие. «Озвучивание» внутренних ощущений подтверждается тем, что глагол бур. дүнгэнэхэ ‘гудеть’ сочетается с существительным толгой ‘голова’: «Эдэш гурбан байна» – Дэлгэрэй дүнгинэжэ хахархаяа байһан толгой соо иимэ бодол түрэхэдэл гэбэ (В. Гармаев)¹ ‘«Их трое», – родилась мысль в гудящей голове Дэлгэра, готовой треснуть’ (здесь и далее перевод наш. – Е.С.). Одним из значений глагола рус. гудеть является ‘испытывать ноющую, ломящую боль’: Ноги гудят. О связи интуиции со слухом Н.Д. Арутюнова пишет: «Зрительные образы легче поддаются когнитивной обработке, чем слуховые впечатления. Первые больше связаны с чувственной и рациональной природой человека, вторые ассоциируются скорее с его иррациональным началом. В этом смысле интуиция ближе к слуху, чем к зрению» [10, с. 113].

Слово ǰöng образует парное слово с существительным п.-монг. bilig ‘ум, остроумие; знание, разум, мудрость’ [3, p. 1142]: п.-монг. ǰöng bilig ‘предвидение, дар предвещания; видение, познание’ [3, p. 2409], калм. zöƞ bilⁱg ‘глаз провидца’ [6, p. 478]. В «Толковом словаре бурятского языка» также бур. зүн бэлиг ‘предчувствие; ясновидение’ [11, с. 194]. В «Большом академическом монгольско-русском словаре» на основе сложного слова зөн билэгтэй ‘провидец, ясновидец’ в качестве второго компонента выделяется слово билэг, отсутствующее отдельной статьей в словаре [4, c. 230].

В «Толковом словаре монгольского языка» слово зөн дается в сочетании с существительным бэлгэ: зөн бэлгэ ‘нечто, возникающее независимо от разума’ [12]. В бурятском языке также встречается такое сложное слово, например, зүн бэлгэдээ оруулха ‘предчувствовать’. В примере: Гайхахадаа, баһа һанагшаб, эсэгэ хүн хадаа үрэ бэеынгээ һайн ябахыень зүн бэлгэдээ оруулаа юм ха гү гээд… (Х. Намсараев) сочетание зүн бэлгэдээ оруулха приобретает значение ‘желать счастья, блага’: ‘В конце концов, я думаю, как же ему, будучи отцом, не желать счастливой жизни своему ребенку…’ В языке монголов Внутренней Монголии в поздравлениях часто звучит глагол зөгнөх ‘предчувствовать’ в значении ‘желать добра’: Аз жаргал зөгнөн хүсъе / хүсэн зөгнөе ‘Желаем счастья’.

Второй компонент сложного слова зөн бэлгэ является синонимом первого: п.-монг. belge ‘знак, признак, примета; знамение’ (belge iru-a ‘знак, знамение, предзнаменование’, sayin belge ‘хороший знак, счастливое предзнаменование’, maγu belge ‘дурной знак, несчастное предзнаменование’) [3, p. 1117, 1119], монг. бэлгэ ‘знак, примета; знамение, предзнаменование’ [13, c. 312], бур. бэлгэ ‘символ; знак, отметина, примета’ [5, с. 171], калм. белг ‘гадание, предсказание’ [14, с. 94]. Слово встречается пять раз в тексте «Сокровенного сказания монголов» в значениях ‘знак, признак’ [8, с. 71].

На основе спектра значений монг. бэлгэ ‘знак; эмблема, символ; мета, отметка, спортивная цель’ нами было сделано предположение, что корень *belge мог иметь значение ‘нечто округлой формы, круг’, которое отчетливо прослеживается в калм. белг үлгүр ‘ореол’ [15]. По предположению Б. Кемпфа, монгольское слово *belge имеет тюркское происхождение. Его этимоном является тюрк. *bälgö, ср. др.-тюрк. bälgü ‘знак, метка’ иногда в конкретном, но, как правило, в абстрактном смысле ‘отличительная черта’. Тюрк. bälgö и bäläk, согласно исследованиям А. Рона-Таша и А. Берты, восходят к глаголу bäl- ‘отмечать, обозначать (to mark)’ [16, p. 317]. Вероятно, некие знаки изначально имели форму простейших геометрических фигур как наиболее удобные для использования, затем обозначение материального знака могло расшириться до абстрактного знамения, предзнаменования как явления, признака, предвещающего что-либо, что может совершиться.

В халха-монгольском языке слово зөн также сочетается с существительным совин ‘предчувствие, интуиция, чутье’ [17, с. 104], п.-монг. sobin ‘знак, предчувствие’ [18, р. 723]. В бурятском языке у hобин развилось несколько иное значение ‘сумасбродство, дурость, дурь’, hобинтой ‘юродивый, чудаковатый’ [19, с. 557], что позволяет предположить, что слово sobin могло быть связано с некими ментальными особенностями человека, в том числе даром прорицания. Кроме того, слово ǰöng образует парное слово с существительным ǰegüden ‘сновидение, сон’ [3, c. 2321]: бур. зүндѳѳшье зүүдэндээшье харахагүй ‘вообще не видеть, ни разу не видеть’, зүн зүүдэн соо хараха ‘предчувствовать, предвидеть’: Иимэшүү үерые зүн зүүдэн соогоо зохидхоноор хараһан байгааб (С. Ангабаев) ‘Я четко предвидел подобное наводнение’.

Помимо глагола ǰöngnekü ‘предсказывать, предзнаменовать’, образованного от существительного ǰöng, глагольное значение выражается в сочетании данного субстантива с глаголом tataqu ‘тянуть’: бур. зүн татаха, монг. зөн совин татах ‘предчувствовать’. Выбор глагола, вероятно, связан с непроизвольными сокращениями мышц вокруг глаз, которые в разных культурах могли толковаться как предвестники плохого или хорошего в зависимости от глаза, века, пола, года рождения человека и пр. «Если дергалось верхнее веко глаза, то это расценивалось как добрый знак. Буряты и якуты полагали, что следует ожидать хороших, либо интересных вестей. Напротив, подергивание нижнего века считалось плохой приметой» [2, с. 489]. Хоринские буряты говорят: Баруун нюдэн татахада, hайн юумэ дуулажа баярлахаш. Зүүн нюдэн татахада, бархирхаш [записано от Чимитдоржиевой Г.Н., 1978 г.р., род хуасай]. У баргузинских бурят напротив: Эхэнэрэй баруун нюдэнэй зүн татахада, муу юумэн болохо. Зүүн нюдэнэй зүн татахада, һайн юумэн болохо. Эрэгтэй хүнэй ондоо ‘Если у женщин дергается правое веко – не к добру, если же дергается левое веко – добрый знак. У мужчин наоборот’ [записано от Базаровой Г.С., 1956 г.р., род шүбтэхэй шоно]. В стихотворении Дондока Улзытуева также находим: Зүүн хара нюдэнэйнгөө / зүн татаад байгаа һаань, / Зүрхөөрөө дууша намайгаа / зүүдэлнэ гэжэ һанаарай ‘Если левый черный глаз / начнет подергиваться, / Знай, что я с поющим сердцем / Вижу тебя во сне’.

Рассматриваемая нами семантика также манифестируется в п.-монг. iru-a, irvu-a, irva ‘знак, знамение’, sayin iru-a ‘хороший знак, хорошее предзнаменование’, maγu iru-a ‘худое, зловещее предзнаменование’ [3, p. 321]. В халха-монгольском языке ёр имеет значения ‘знак, предзнаменование; предчувствие’, при этом предзнаменование может быть и плохим, и хорошим: сайн ёр ‘добрый знак’, хүний ёр ‘счастливая звезда’ [4, с. 140], нейтральное значение также наблюдаем в калм. йор ‘предрассудок; суеверие; примета’ [14, с. 280]. В бурятском же языке ёро означает лишь ‘плохое знамение, дурное предзнаменование’ [5, с. 345], то же находим в языке ойратов Синьцзяна йор ‘дурная примета, предзнаменование’ [20, с. 185].

Протомонг. *irwa ‘(дурное) знамение’ авторы «Этимологического словаря алтайских языков» сопоставляют с прототюрк. *ir-/*ir- ‘знамение; суеверие’, протояп. ùrá ‘гадание’, отмечая, что вряд ли эта праформа могла быть тюркизмом [21, p. 591]. Э.В. Севортян считает, что тюрк. ырым ‘знак, примета, предзнаменование (хорошее и дурное), предчувствие’ представляет собой отглагольно-именное производное с аффиксом -м, гомогенное с ырык и ырыз/ырыс, объединенными между собой основными значениями ‘знак, примета’. Производящей основой всех трех слов является глагол *ыр-, представление о котором дает турк. ыр- ‘уговаривать, пропускать’. В. Банг и А. фон Габен глагол ir- отождествляли с глаголом yar- ‘раскалывать’, шор. iril- ‘образовывать трещины, рваться’, а в irq и irim видели названия древнейших принадлежностей для гадания на трещинах и щелях в обожженных лопатках барана [22, с. 666].

По нашему предположению, такое акустико-артикуляционное свойство корневого переднеязычного дрожащего сонанта [r], как дрожание кончика языка, способствует выражению в монгольских языках признаков, в большинстве случаев связанных с внутренним дискомфортом, неприятными ощущениями и чувствами (громкость, яркость, боль, холод, страх, стыд, зависть и др.). Кроме того, с его помощью может передаваться возбужденное состояние организма (счастье, любовь, страсть и др.). В данном случае согласный [r] передает тревожное, возбужденное состояние, чаще связанное с ожиданием чего-либо плохого. Примечательно, что в эвенском языке дрожащий сонант [r] представлен в глаголе hэри- ‘предчувствовать несчастье; тревожиться’ [23, с. 370].

Дискомфорт, вызванный страхом, ревностью, тревогой и пр., локализуется в груди, «предчувствие возникает в душе или в сердце, т.е. в самой глубине человеческого существа. Душа и сердце, с одной стороны, являются органами эмоциональной жизни человека, а с другой стороны, это те самые органы, с помощью которых субъект воспринимает нечто недоступное обычному человеческому восприятию» [24, с. 830]. Согласный [r] представлен в монг. өр, бур. үрэ, выступающим и как конкретный анатомический орган ‘подложечная область’, и как отвлеченное понятие ‘душа; сердце’ [17, с. 36; 19, с. 353], калм. өр ‘грудь, душа’ [14, с. 422]. Участие данного слова в передаче эмоций наблюдается в п.-монг. örü ebed- ‘душевно скорбеть, быть сердобольным, искренне сожалеть’ [3, p. 581], монг. өр өвдөх, бур. үрэбдэхэ ‘душа болит; щемит под ложечкой’ [19, с. 353], монг. өр өмрөх ‘сердце рвется на части’ [17, с. 36]. В «Этимологическом словаре алтайских языков» в качестве параллели дана прототюрк. *ȫŕ ‘середина, внутренность, сущность’. По мнению авторов, вопреки точке зрения Г. Дёрфера, монгольские формы не могут быть заимствованы из тюркских языков [24, p. 1065]. По всей видимости, притупленное ощущение щемления под ложечкой, сопряженное со страхом, тревогой и выражаемое корнем *ör, впоследствии дало основание для номинации анатомического органа, в котором наиболее велика жизненная активность.

В статье Е.Л. Березович рассмотрены четыре группы соматизмов, репрезентативных в плане проявления предчувствия и интуитивных чувствований: названия частей «тыльной стороны» тела (спина, затылок, задница и т.п.), обозначения живота и «внутренностей» (нутро, живот, печенки и т.п.), наименования непосредственных органов перцепции (нос, ухо), слова тело, кожа (шкура) [25, с. 86]. На материале бурятского языка нами выявлено, что предчувствия и интуитивные чувствования проявляются с помощью души, груди, печени, спины: – Муу, гажа буруу юумэн болоо гэжэ сэдьхэлээрээ мэдэрээд лэ, тэмсэхэ аргамни тэрэл байгаа ха юм даа (С. Цырендоржиев) ‘Я душой почувствовал, что случилось что-то плохое, только так я мог бороться’; Эсэгэ буурал дэлхэйнгээ / Энээхэн хүшэр бодолнуудые / Эрхэтэн бидэ бэрхэлхэнгүй, / Эльгээрээ мэдэрэн дүнгэе (Ц. Дамдинжапова) ‘Седой родины нашей / Эти тяжкие думы / Мы, граждане, не ломаясь, / Печенью ощутив, поддержим’; Теэд тэрэ ара нюргаараа Балданай гэтэшоод ябахые мэдэрнэ (С. Цырендоржиев) ‘Он ощущал на спине пристальный взгляд Балдана’. В баргузинском говоре записаны такие физиологические проявления предчувствия, как сээжэ шэмшэрхэ, шэм-шэм гэхэ ‘щемить в груди’, маамаа хадхаха ‘колоть в женской груди’. Выражаемое последним сочетанием предчувствие касается, как правило, детей [записано от Ламуевой З.Ц., 1944 г.р., род шүбтэхэй шоно]. То же наблюдается у якутов и хакасов [2, с. 490]. Также в художественной литературе наблюдается интересный пример передачи предчувствия у животного: Алгасашагүй ехэ аюулай ойртожо байһые шуһа мяхаараа мэдэрһэн шэлүүһэн яахашье аргаяа оложо ядан, дээшэ доошоо гүйбэ (Б. Мунгонов) досл. ‘Кровью и мясом ощущая приближение неизбежной опасности, рысь бегала вверх и вниз, не зная, что делать’. В данном контексте на русский язык выражение шуһа мяхаараа ‘кровью и мясом’ можно перевести ‘шкурой’.

Бур. дэмбэрэл ‘узы, связь; предзнаменование’ [5, с. 327] является заимствованием из тибетского языка: rten ‘brel ‘взаимозависимость, связь, узы; знак, знамение, благоприятное совпадение, случай’: Хэрбээ минии мориной заадаа һаа, ехэл һайн дэмбэрэл гээшэ! (Д. Батожабай) ‘Если моя лошадь будет зевать, это к добру!’ Слово встречается в сочетании с рассмотренным выше бэлгэ: үдэрэй бэлгэ дэмбэрэл ‘ежедневные предзнаменования’. В агинском говоре бурятского языка представлено слово дэмбэреэ ‘примета; предчувствие’ [26, с. 702], которое, по всей вероятности, является фонетическим вариантом слова дэмбэрэл. Также в бурятском языке редко используется слово дүлгэ ‘знамение, признак’: Яаһан дүлгэ муутай юм бэ, юугээ хэлэбэ гээшэбта? (Ц.-Ж. Жимбиев) ‘Как бы не накликать беду, что же Вы такое говорите?’

Таким образом, нами предпринята попытка определить мотив номинации в ряде лексем монгольских языков, обозначающих предчувствие. В слове ǰöng мы предположили «озвучивание» ощущения тревоги, сопоставимой с внутренним гудением. Это свидетельствует о синкретизме семантики языковых единиц, семантических признаках, мотивирующих метафорические и метонимические переносы в интермодальные сферы, о явлении синестезии в области обозначения физических ощущений. В слове iru-a ведущая роль в номинации отводится дрожанию языка в момент артикуляции сонанта [r], передающему тревожные ощущения, преимущественно локализуемые в грудной части. В слове belge, вероятно, произошел метонимический перенос со значения ‘знак как материальный объект’ на ‘знак, знамение, предзнаменование’. Исследования в подобном ключе позволяют глубже осознать значимость системы интерпретации сенсорной информации, транслируемой с помощью разных ощущений в организме.

Список использованных сокращений

бур. – бурятский

др.-тюрк. – древнетюркский

калм. – калмыцкий

монг. – халха-монгольский

ойр. – язык ойратов Монголии

п.-монг. – старописьменный монгольский

протомонг. – протомонгольские языки

прототюрк. – прототюркские языки

протояп. – протояпонский

турк. – туркменский

тюрк. – тюркские языки

шор. – шорский

 

¹ Примеры взяты из Электронного корпуса бурятского языка. Режим доступа: http://web-corpora.net/BuryatCorpus/search/?interface_language=ru

作者简介

Ekaterina Sundueva

Institute for Mongolian, Buddhist and Tibetan Studies of the Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences

编辑信件的主要联系方式.
Email: sundueva@mail.ru
ORCID iD: 0000-0003-2299-3384

Doct. Sci. (Philol.), Head Researcher

俄罗斯联邦, 6 Sakhyanova Str., Ulan-Ude, 670047

参考