Monasteries in the vicinity of Armenian capitals (7th–13th centuries ad): Archaeology of architectural and urban context

Texto integral

Возможности восстановления панорамы развития храмов и монастырей вокруг двух важнейших столичных городов позднеантичной и средневековой Армении, Вагаршапата и Ани, позволяют исследовать содержательные и пространственно-территориальные связи между очагами духовности и городом и археологию архитектурно-градостроительного контекста формировавшихся культурных ландшафтов. Исследование предполагает сравнение между собой ситуации в окрестностях этих двух армянских столиц, которое могло быть навеяно проведенным Р. Краутхаймером (2000) много лет назад сопоставлением трех позднеантичных столиц Римской империи. Но оно характеризуется более формальным подходом к архитектурно-градостроительному исследованию и в то же время осложнено хронологической дистанцией между этими двумя армянскими центрами, их развитием в исторических реалиях разных эпох. Вклад историков архитектуры и археологов в раскрытие этой стороны развития окрестных ландшафтов армянских столиц ограничивается лишь некоторыми замечаниями (Арутюнян, 1978; Cuneo, 1977. P. 12–20; Зарян, 1986. С. 118–126). Историки проявляли большую склонность к выявлению связей этих городов с расположенными поблизости духовными центрами (Матевосян, 2010).

Рис. 1. Панорама Вагаршапата. Гравюра Турнефорта, 1717 г. (Ter Minassian, 1998. P. 7). 

Fig. 1. A panoramic view of Vagharshapat. Engraving by Turnefort, 1717 (Ter Minassian, 1998. P. 7)

Индивидуальность каждого крупного города не позволяет проводить буквальных аналогий между ними. Рим и Милан, Константинополь и Эфес, Иерусалим, Антиохия и Александрия проявляли своеобразие не только в пределах собственных границ, но и вне их, где в каждом случае по-своему формировалась сеть общинных епископальных центров, в Средние века превращавшихся в монастырские комплексы (Беляев, 1998. С. 340–350). Традиция их размещения за пределами городских стен, порой в значительном удалении от города, но при поддержании связи с ним, была довольно распространенной для Средневековья.

Присутствие подобных церквей и монастырей по соседству с крупными городами засвидетельствовано в источниках, подтверждается сохранившимися памятниками архитектуры и результатами изредка проводившихся археологических раскопок. Как описания XVIII–XIX вв., отчеты Анийской археологической экспедиции конца XIX — начала XX в. и последующих археологических и историко-архитектурных исследований в Вагаршапате (Эчмиадзине) и Ани, так и исследования памятников средневекового зодчества и исторических ландшафтов в окрестностях этих столичных городов, позволяют представить картину развития церковной топографии, столь важной для понимания архитектурно-градостроительного контекста крупного города.

Священные места истории христианизации и церкви в окрестностях Вагаршапата

Основанный царем Великой Армении Вагаршем Аршакуни (117–140) город Вагаршапат (с 1945 по 1995 г. — Эчмиадзин) после подавления восстания армян против Рима с 163 по 193 г. превращается в ставку римского гарнизона, становится столицей страны и переименовывается в Кайнеполис (Kaine Polis) или Норкахак (Новгород) (Тирацян, 1977. С. 81).

Сведения о развитии города вплоть до эпохи позднего средневековья минимальны, поскольку масштабных раскопок на его территории не проводилось. Весьма сомнительной кажется правдоподобие панорамы Вагаршапата на гравюре Турнефорта 1717 г. (Ter Minassian, 1998. P. 7), с изображением кафедрального собора по центру и в полном одиночестве, лишь с двумя церквями по сторонам от него — Сурб Рипсиме и Сурб Гаяне в том виде, какой они приобрели в VII в. и в каком дошли до наших дней (рис. 1). На гравюре Паррота 1834 г. посреди просторной Араратской равнины представлен город с оборонительной стеной прямоугольного периметра, с пропорцией 3 × 4, которую можно предположить с учетом количества на каждой из сторон участков стен (куртин) между башнями (Ter Minassian, 1998. P. 9) (рис. 2).

Рис. 2. Панорама Вагаршапата. Гравюра Паррота, 1834 г. (Ter Minassian, 1998. P. 9).

Fig. 2. A panoramic view of Vagharshapat. Engraving by Parrot, 1834 (Ter Minassian, 1998. P. 9)

Посреди города-крепости высится собор, а снаружи, у ее дальнего угла — одинокая церковь. Пустынность территории в окрестностях подтверждается фотографиями XIX в., на которых стенами охвачены уже и по отдельности расположенные монастырские церкви. На плане Вагаршапата русского топографа Мамонтова 1827 г. (Zarian, 1998. Fig. 2) и генеральном плане территории Эчмиадзинского католикосата первой половины XIX в. (Там же. Fig. 9) собор присутствует посреди почти квадратной территории, с небольшим вырезом в ее юго-западном углу, обусловленным рельефом местности. Непосредственно вокруг собора низкими постройками XVII–XIX вв. сформирован квадратный двор.

Теоретически форма плана этой цитадели или небольшого городка могла восходить к структуре римского военного лагеря (Арутюнян, 1978. С. 20) или к нашедшему воплощение в балканских городах эпохи Тетрархов (на рубеже III–IV вв.) образцовому центру столичного города Римской империи, самым интересным примером которого служит Сплит (Ćurċić, 2010. P. 26–34). Оценки историков архитектуры, основанные на археологических данных, сводятся к тому, что Вагаршапатская цитадель, укреплявшаяся в конце II в. римским легионом, имела прямоугольный периметр, примерно совпадающий с границами развившегося впоследствии Эчмиадзинского монастыря (Григорян, 1992. С. 10–12).

В центре города, рядом с храмом Анаит-Артимед располагался комплекс царского дворца, о существовании которого свидетельствует хроника (Агатангелос, 1983. § 279, 384) и обнаруженные в конце XVIII в. остатки здания с мраморными блоками и напольной мозаикой, а также частично раскопанная античная баня (Тирацян, 1977. С. 83, 84). На территории монастыря обнаружены греческая и две латинские надписи. Фрагменты архитектурных деталей, созданных в греко-римской традиции, были заложены под алтарь Эчмиадзина и в основания пилонов церкви Сурб Рипсиме (613 г.) (Арутюнян, 1978. С. 20). Эти факты свидетельствуют о проникновении греко-римской культуры в дворцовое окружение накануне распространения христианства, а также косвенно подтверждают предложенную мной версию о былом существовании монументального купольного тетрапилона в центре цитадели Вагаршапата, на пересечении ее главных улиц, и о строительстве в начале IV в. первого собора Эчмиадзин именно на этом месте, что могло сыграть решающую роль в выборе св. Григором Лусаворичем (Григорием Просветителем) четырехстолпной центрической композиции этой церкви (Казарян, 2007. С. 34, 35).

На сложение архитектурной концепции Эчмиадзинского собора мог воздействовать, по оценкам ученых, описанный в Видении св. Григория (Агатангелос, 1983. Гл. XCIX. § 715–755) четырехстолпный балдахин, “куполообразный куб” («գմբեթաձև խորանարդ») (Khatchatrian, 1971. P. 67–92; Григорян, 1986). Однако оно преподнесено Агатангелосом в виде нового мироустройства, связанного с торжеством христианства и со стремлением декларировать соединение светской и духовной властей с доминирующей ролью последней. Автор хроники крещения Армении гипертрофирует масштаб земного сооружения, вносит образы мемориальных колонн на месте каждой опоры тетрапилона, иносказательный смысл в их присутствие, роль соединяющих их арок и купола. Из четырех колонн в структуре описанного балдахина первая основана на месте, символизировавшем высшую светскую власть: “И я увидел посреди города, около царского дворца, круглый пьедестал, величиной с большой холм, и на нем очень высокую огненную колонну, на которой была капитель из облака со светящимся крестом” (Агатангелос, 1983. § 736). “А три другие были установлены на месте могил святых, дабы на месте пролития их крови были построены часовни упокоения их костей. А то, что первый столп выше, это оттого, что достоинство соборной церкви больше и выше всех высот святых. А арки, соединяющие колонны, знаменуют равенство и единодушие с соборной церковью. А купол над ними имеет подобие вышнего града, соборного единства небесного царства” (Агатангелос, 1983. § 748).

Огромная пространственная конструкция купольного балдахина или скинии, таким образом, покрывала сам Вагаршапат и образовавшиеся святые места рядом с ним — места гибели Гаяне к югу от собора, Рипсиме к северо-востоку от собора, и место винодельни, находившейся в том же направлении. Вероятнее всего, собор был построен Григорием Просветителем и царем Трдатом III Аршакуни на месте описанного первого столпа (колонны). Согласно повествованию Агатангелоса, еще до крещения царя возводятся три мартирия на местах мученичества св. Рипсиме и ее подруг, для чего царь Трдат приносит с горы Арарат восемь огромных камней. Именно местонахождение этих мартириев символизировали в Видении три колонны с крестами. Из других источников V–VII вв. известны мемориальные часовни Св. Гаяне и Св. Рипсиме, которые были заменены на ныне существующие храмы. К востоку от Св. Рипсиме археологами выявлена длинная зальная церковь IV либо V в. Третья могла располагаться на месте нынешней Сурб Шогакат, построенной в XVII в., а может, и неподалеку от нее, где раскопаны остатки еще одной зальной церкви. Точное время описания Видения, его реальность в контексте данного исследования не столь важны, поскольку важнее факт привязки этих событий к топографии Вагаршапата. Была ли в Видении заложена концепция развития святынь в окрестностях столицы, или ранее существовавшее их размещение было концептуализировано? Поскольку археологически доказано существование четырехстолпного храма не позднее V в., а время создания литературного труда, написанного Агатангелосом или приписываемого ему, оспаривается в пределах начала IV — VI вв., ответ на заданный вопрос не может быть однозначным (Казарян, 2007. С. 34).

Все отмеченные сооружения неоднократно перестраивались. Восстановлением собора после разрушения города персидскими войсками в 360-е годы занялся католикос Нерсес Великий (353–372) (Фавстос Бузанд, 1953. С. 45), затем католикос Саак Партев (388–439) (Самуэл Анеци, 1893. С. 267), а в 480-е годы марзпан Армении Ваан Мамиконян “с основания восстановил” “устаревшее дело предков своих” (Лазар Парпеци, 1982. С. 380, 381). Самая масштабная реконструкции храмов происходила в начале VII в. В 613 г. католикос Комитас Ахцеци возвел величественную церковь-мартирий Сурб Рипсиме по типу тетраконха с угловыми нишами (Казарян, 2012. Т. 1. С. 290–324), а около 620 г. перестроил Эчмиадзинский собор, с заменой стропильных перекрытий каменными сводами и созданием высокой купольной главы (Казарян, 2007. С. 68–113; Казарян, 2012. Т. 1. С. 325–356). Через десятилетие на месте часовни Сурб Гаяне католикосом Езром Паражнакертци (630–641 гг.) строится четырехстолпный крестовокупольный храм (Казарян, 2012. Т. 2. С. 138–163). Новые церкви Сурб Рипсиме и Сурб Гаяне приобретают единый масштаб с древним собором (рис. 3).

Рис. 3. Храм Сурб Рипсиме, 613 г. Фото А. Казаряна, 2009 г.

Fig. 3. Surb Hripsime Church, 613. Photo by A. Kazaryan, 2009

Четвертая, еще большей величины церковь появляется на дальних восточных подступах к Вагаршапату буквально через несколько лет, когда католикос Нерсес III Таеци (641–661), прозванный за свою деятельность Строителем, на месте легендарной встречи царя Трдата с вызволенным из ямы Хор Вирап Григором Лусаворичем возводит архитектурный комплекс с храмом Звартноц — ротондой внешним диаметром около 37.5 м, в которую, с отступом за кольцевую внутреннюю галерею, вписан тетраконх. Формально Звартноц принадлежал к типу тетраконхов с обходом, распространенных от Италии до Египта и особенно в соседних с Арменией Северной Месопотамии и Сирии (храмы V – начала VI в. в Селевкии Пиерии, Апамее, Ресафе (Сергиополе), Амиде, Босре и др.) (Kleinbauer, 1973). Архитектор Звартноца возрождает этот, к тому времени архаичный тип, совместив его с ротондой, которая во внешнем облике откровенно доминирует. Ее трехъярусный башнеобразный облик (Тораманян, 1942. Т. 1. С. 236–270; 1948. Т. 2. С. 77–94; Казарян, 2012. Т. 2. С. 423–477, 492–549) соответствовал некоторым представлениям о Небесном Иерусалиме (Казарян, 2009. С. 529, 530). Рассуждая об отражении в концепции Звартноца идеи монотеизма как политической доктрины, С. Чурчич называет постройку католикоса Нерсеса “последней позднеантичной церковью, свободно стоящей посреди открытого двора” (Ćurċić, 1996. P. 58–59).

Строительство величественного Звартноца, как и осуществленное Нерсесом III строительство ротонды в Хор Вирапе, месте заточения Григория Просветителя, и более раннее строительство католикосом Езром огромного собора Сурб Ованнес Мкртич (Иоанна Крестителя) (631–639) на месте крещения царя в водах Евфрата (Арацани) у Багавана, города армянских Аршакидов (Казарян, 2012. Т. 2. С. 89–107), имели своей целью придание монументальными архитектурными сооружениями значимости важнейшим местам топографии триумфа христианства в Армении. Католикосы Езр и Нерсес фактически продолжили в масштабе страны программу, начатую Комитасом еще в 613 г. в Вагаршапате. Причем Звартноц, будучи территориально близким к бывшей столице, оказался, как представляется, в ряду ее поселений-спутников. О том, что патриарший дворец и такой величины храм не могли быть вне селения, в “чистом поле”, не стоит сомневаться. Преумножению духовных обителей в окрестностях Вагаршапата способствовало строительство еще одной церкви к северо-западу от города. В монастыре, именуемом Таргманчацванком, т.е. “монастырем переводчиков” (Тораманян, 1948. Т. 2. С. 250), во второй четверти VII в. возводится церковь типа тетраконха с угловыми нишами, меньших размеров по сравнению с однотипной Сурб Рипсиме (Казарян, 2012. Т. 2. С. 249–263; Токарский, 1961. С. 123–125. Рис. 53).

Несмотря на то что с V в. столичные функции перешли к Двину, Вагаршапат остается важнейшим религиозным центром. Но вскоре, в связи с постоянным присутствием арабов на Араратской равнине, роль этих двух городов снижается, а строители переходят в предгорные районы страны, где до конца VII в. продолжают возводить выразительные соборы, приходские и мемориальный церкви.

Монастыри в окрестностях Ани

Политическое и культурное возрождение начинется лишь во второй половине IX в. в периферийных провинциях, но с середины X в. его ведущим центром становится главная вотчина царского к тому времени рода Багратуни или Багратидов. В 961 г. статус столицы обретает Ани, который быстро разрастется из поселения при древней крепости в крупнейший город региона с преобладающим христианским населением. В его орбите в ближайшие десятилетия остаются предшествовавшие административные центры Багратидов — расположенный к югу от Ани древнейший в этом ряду город Багаран с тетраконхом типа Эчмиадзинского собора Сурб Теодорос 624–631 гг.; находившийся к северу от Ани и основанный, вероятно, до 893 г. царем Смбатом I Багратуни (890–914) Ширакаван (Еразгаворс) с огромным по тем временам кафедральным собором (Thierry, 1987. С. 575; Казарян, 2022. С. 23, 24); расположенный к западу от Ани, ставший затем главным городом этого рода Карс с основанным царем Абасом собором Св. Апостолов 930-х годов. В ближайшем окружении Багарана продолжали развиваться поселения с храмами V–VII вв. — Ереруйк, Мрен, Нахчаван, Аламан, Агарак и др. В 970-е годы, т.е. уже после воцарения Ашота III Милостивого, важным центром становится Аргина в связи со строительством там нового кафедрального собора при дворце католикоса Хачика (972–991) (Thierry, 1987. С. 590, 591; Казарян, 2022. С. 25, 26).

Несколько мощных крепостей было создано в регионе и по соседству с ним во времена существования Ани еще в качестве крепости и маленького городка — это охранявшая Ширакаван крепость Тигнис (Dangles, 2007. P. 279–284); расположенная к югу от Ани, над ущельем Ахуряна Магасберд или Царакар (Dangles, 2007. P. 274–279; 2014; Матевосян, 2010. C. 216–235); находившаяся в Арагацотне, но обращенная в сторону областей Аршаруник и Ширак мощная крепость Амберд (Токарский, 1973. С. 23–50). После возвышения Ани все эти городки, крепости и селения с отдельными церквями и монастырями начали формировать широкий пояс окружения новой армянской столицы. Карта населенных пунктов, связанных со столицей хозяйственно-экономической и культурно-религиозной жизнью, охватывает территорию протяженностью около 90 км с севера на юг и около 70 с востока на запад (Cuneo, 1977. Tavola I; Матевосян, 2010. С. 8).

Примечательно, что после развития Ани в большой город, существовавшие ранее форпосты наверняка укреплялись, но не создавалось новых крепостей, т.е. сама оборонительная структура не эволюционировала. Чем же можно объяснить это явление, как не расчетом на старый потенциал системы оборонительных сооружений в регионе?

При этом очевиден рост монастырей вокруг Ани, постоянное преумножение в них построек, придание отдельным монастырям особых назначений в качестве царского или княжеского некрополя, скриптория, хранилища реликвий. Кроме нового развития основанных в первой половине X в. монастырей Оромос и Хцконк появились и разрослись монументальными постройками новые обители: Багнайр, Кармир-ванк, Арджо-Арич, Мармашен и др. Этот процесс не сопровождался их укреплением фортификационными сооружениями. Резонным представляется вопрос, не находилась ли эта часть Армении в ситуации совершенно мирного, созидательного развития на протяжении последних десятилетий X и начала XI в.?

Можно заметить, что в результате архитектурные ансамбли со свободной конфигурацией церквей и других построек, с выразительными и полностью открытыми силуэтами живописно вписывались в природное окружение, становясь на многие столетия маркерами этнокультурной характеристики ландшафта. Второе замечание, характеризующее отмеченные монастыри и другими исследователями, относится к качеству пространственной планировки и архитектуры этих, по сути, малых градостроительных образований. Их совершенство и соответствие столичному художественному вкусу свидетельствуют о постоянной, исключительной работе над всеми сооружениями этих комплексов только мастеров анийской школы армянской архитектуры, особенности которой выявляются в последние десятилетия (Cuneo, 1977; Kazaryan, 2015; Казарян, 2017).

Рис. 4. Монастырь Хцконк. Церковь Сурб Саргис, 1024 г. Фото А. Казаряна, 2013 г.

Fig. 4. Khtskonk Monastery. Surb Sargis Church, 1024. Photo by A. Kazaryan, 2013

Одним из признаков анийской школы являлось использование мотивов, прямо или косвенно связанных с греко-римским наследием. Результатом их интерпретации явились особенные типы цоколей, в том числе профилированный цоколь круглых храмов Хцконка и Мармашена, подобная ордеру аркатура, эллинистического типа порталы (рис. 4). Античная градостроительная традиция получила развитие в планировке этих ансамблей. Оромос имеет самую развитую структуру, состоящую из двух частей (рис. 5).

Рис. 5. Монастырь Оромос. Вид на нижнюю и верхнюю группы ансамбля с севера. Фото А. Казаряна, 2013 г.

Fig. 5. Oromos Monastery. A north view of the lower and upper groups of the complex. Photo by A. Kazaryan, 2013

Так называемая нижняя группа, расположенная на острове посреди реки, ненавязчиво подражает античной идее расположения построек по одной оси. Верхняя группа сформирована на основе не буквального следования ортагональной сетке. В Мармашене заметно присутствие трех основных церквей бок о бок, с выравниванием восточных фасадов по линии (рис. 6). Эту четкую систему оживляют другие постройки, в том числе ротонда. Хцконк представляет собой вариант свободного расположения церквей на сложном рельефе и на отдельных крошечных утесах над ущельем реки¹.

Рис. 6. Монастырь Мармашен. Основная группа церквей первой половины XI в. Фото А. Казаряна, 2009 г.

Fig. 6. Marmashen Monastery. The main group of churches of the first half of the 11th century AD. Photo by A. Kazaryan, 2009

Европейские, в том числе русские, путешественники отмечали наличие монастырей в окрестностях Ани, и многие из них останавливались на ночлег в действовавшем до 1917 г. монастыре Оромос, а Ани посещали во время светового дня. Именно в Оромосе, а не в самом Ани выпускник Академии художеств Михаил Матвеевич Иванов (1748–1823) создал акварель, образно названную видом “на город святой Анны” (Русский музей) (Казарян, 2023. С. 153, 154. Рис. 2; Марр, 1934. C. 2. Рис. 9). Для многих этот монастырь ассоциируется с частью Ани, а его монументальная триумфальная арка — с воротами в городские предместья. Если основные постройки монастыря расположены в низине или на склоне ущелья, то эти ворота были поставлены на плато, и город был в прямой видимости от них. На одной из опубликованных Ж.М. Броссе гравюр представлена панорама Ани, открывающаяся с Вышгорода. За длинными, Смбатовыми городскими стенами видна Пастушья церковь, а справа вдали — высокая башня, напоминающая устой этой арки (Brosset, 1860–1861. Pl. XV). А. Зарян считает путь из Ани в Оромос дорогой церемониальных процессий и именует торжественные ворота Оромоса дверьми, связывающими два “города” – Ани и Оромос (1986. С. 125), а К. Матевосян, учитывающий идейную взаимосвязь между Ани и окрестными монастырями, полагает, что именно по образцу Оромосских ворот художник Маргаре нарисовал врата Иерусалима в миниатюре Ахпатского Евангелия (1997. С. 18).

Оромос и некоторые другие монастыри были включены в программу первой археологической экспедиции в Ани, организованной ее руководителем Н.Я. Марром в 1882 г. (Казарян, Кукина, Медведева, 2022). С точки зрения истории Оромос привлекателен нахождением там погребений армянских царей, а в эпоху возрождения Ани с конца XII в. — гробниц влиятельных князей. Это был единственный монастырь, в котором не менее четырех построек, в том числе три купольные церкви, были возведены по заказу царей Багратуни. Именно они, а в Багнайре, Хцконке и Мармашене — главы влиятельных княжеских родов, заложили основы попечительства монастырского строительства, что стало причиной привлечения лучших, а стало быть, и придворных архитекторов. Это обстоятельство справедливо для всех монастырей в окрестностях Ани, и лишь для отдельных построек в тех монастырях, которые, будучи под покровительством анийских царей и вельмож, располагались на значительном удалении от столицы, ярким примером чему служат Санаин и Ахпат.

Поэтому если в ближайших к Ани монастырях в незначительной степени отразилась свойственная монастырской эстетике аскетическая образность, то в основном доминировала в них мемориальная сакральность и величественная, триумфальная торжественность. Всем постройкам этих ансамблей присуща характерная для храмов Ани утонченная элегантность форм, независимо от того, в какой мере применен пластический и резной декор. Масштаб храмов тоже соответствует столичным образцам — не трем самым большим соборам Ани, возведенным зодчим Трдатом на рубеже X–XI вв., а следующим за ними средним (достаточно большим) и малым храмам. Схожа и типология церквей, поскольку в монастырях возводятся и купольные залы, и тетраконхи, и шестиконхи, причем последние два типа снаружи являются купольными ротондами. В первые десятилетия XI в. новаторский подход в разработке новой типологии присутствовал преимущественно в монастырях, где создавались новые типы зданий. Попечители и мастера, работавшие в Оромосе, кроме упомянутой триумфальной арки — этого оригинального осмысления формы античной архитектуры триумфа в ключе христианского мемориального зодчества — создали и другие абсолютно новые произведения, которые окажутся у истоков типологических групп монастырских сооружений. Одно из них – особый тип притвора, называемый жаматуном, который был возведен в 1038 г. вместе с церковью Сурб Ованнес и, видимо, служил мавзолеем шахиншаха Ованнеса Смбата (1020–1041). Этот многоколонный зал с девятью разнообразными секциями перекрытий в виде плоских потолков, уплощенных сводов и центрального шатра из восьми гигантских плит генетически мог восходить и к распространенному типу народного дома глхатун, и к представлению некоторых форм Ротонды Воскресения в Иерусалиме (Kazaryan, 2015). Рядом с восточной стеной этой же церкви сохранилась включенная в более позднюю усыпальницу стена в виде аркады, поля которой заполнены высокими хачкарами — прообраз и подобных рядов хачкаров, и мемориальных памятников с группой хачкаров, которые получили распространение в следующую эпоху расцвета армянской архитектуры, в XII–XIV вв., когда основное развитие монументального зодчества закрепится за монастырским строительством.

В начале эпохи на продолжениях восточной стены той же церкви Оромоса были созданы усыпальницы с высящимися над ними купольными часовнями, образ которых, возможно, послужил толчком развития двухъярусных церквей-усыпальниц. В XIII в. по соседству с Сурб Ованнес строится комплекс залов-реликвариев с интересными перекрытиями, системой перекрещивающихся арок и вариантов сталактитовых шатров с окулусами. Среди последних оказался и самый большой подобный “купол” в Армении (Baladian, Thierry, 2002. P. 123–139; Kazaryan, 2015. P. 184–205).

Ранее не обращалось внимания на то, что в эту эпоху второго расцвета Ани, именуемую эпохой Закаридов по фамилии рода, правившего от имени грузинских Багратидов, – в окрестностях Ани почти не строилось церквей, а иные монастырские сооружения, в основном многофункциональные залы, возводились далеко не во всех монастырях. Это при том, что в более отдаленных и особенно в горных районах страны монастырские комплексы активно развивались. Одновременно монастыри основываются в самом Ани, внутри его стен, что в эпоху Багратидов происходило крайне редко: можно вспомнить существование монастыря на основе церкви Спасителя (Пркчи). По сути на Ширакском плато вокруг Ани в период правления Шеддадидов и даже при Закаридах сужаются пределы ближайшего активного развития христианской культуры столичного толка, и строительство монастырей происходит в Ани — примерами служат монастыри, созданные на основе церкви Апостолов, церкви Сурб Григор Лусаворич Тиграна Оненца, Кусанац-ванк и другие.

Во всех этих и соседних с ними малых по размерам монастырях заметно еще одно явление: постройки первого периода не перестраивались в Закаридскую эпоху. Фрагментарно до наших дней сохранились оригинальные участки их кровель. Видимо, качество строительства позволило этим храмам пережить длительный период полуторавекового мусульманского управления, когда строительные работы на церквях практически не проводились.

Краткий сравнительный анализ системы монастырей в окрестностя Вагаршапата и Ани

Исследование позволило обобщить и развить представления о сакральной топографии окрестностей двух армянских столиц, расцвет которых пришелся на разные эпохи: в случае Вагаршапата — раннехристианский период поздней античности, а в случае Ани — период с конца раннего средневековья до эпохи его расцвета. При формальном сходстве присутствия христианских святынь и монастырских комплексов вблизи больших городов каждая из этих агломераций имела свои особенности. В Вагаршапате ее основа сложилась единовременно, в связи с началом христианизации страны, и строительство и перестройки окрестных святынь сопровождались основанием и последующими восстановлениями главного соборного храма, находившегося в центре города. С актом основания столицы в Ани никак не связывалось появление соседних с ним монастырей, которые в небольшом количестве существовали там и ранее. Но вслед за историческим моментом первого расцвета Ани, который произошел около 1000 г., строительная активность из города перекинулась на окрестные монастыри, которые разрослись в последние десятилетия царствования рода Багратуни.

Если в Вагаршапате основными заказчиками являлись католикосы Армянской церкви, то и в самом Ани, и в монастырях привелегия строительства храмов принадлежала царям или шахиншахам, а также самым влиятельным князьям. За последними эта почетная обязанность сохранялась и в эпоху второго расцвета Ани, с конца XII до середины XIV в.

На этом позднем этапе большинство монастырских храмов возводилось в самом Ани, и строительство в окрестных обителях не было активным, а во второй половине XIII в. сводилось к исключительным случаям. Ширакский регион утратил ведущую роль в развитии армянского монастырского зодчества, которую играл в эпоху Багратидов. Однако кратковременного развития окрестных монастырей оказалось достаточным, чтобы эта сфера архитектуры впитала в себя лучшие достижения столичной школы зодчества и создала образцы планировки комплексов и типологии зданий, которые были подхвачены мастерами в других регионах страны, где монументальная архитектура развивалась только в монастырях.

Как на пространстве Араратской равнины, так и на Ширакском плато, сопровождавшие столичные города монастырские храмы и ансамбли существенным образом преобразовали ландшафт и обозначили своими архитектурными образами визуальные границы особой, элитарной сакральной культуры. Если в окрестностях Вагаршапата католикосы решали задачи христианской и национальной церковной политики, то в окрестностях Ани главные заказчики, скорее всего, преследовали иные цели, а царский род, примеру которого следовало придворное окружение, сосредоточил свое внимание на обустройстве единственного монастыря, служащего некрополем анийских Багратуни.

Судьба наследия в окрестностях этих двух столиц тоже оказалось разной. Будучи в плачевном состоянии, собор Эчмиадзин и основные храмы вокруг Вагаршапата с XVII в. последовательно восстанавливались усердием католикосов. В советское время эту традицию продолжила археологическая наука и реставрационная практика, развитием традиций которых служат современные работы на Эчмиадзине и развалинах храма Звартноц.

Внимание к наследию Ани и окрестностей привлекли европейские путешественники, ученые и русская археологическая экспедиция, проводившая не только раскопки, но и укрепления анийских храмов. С 1920 г. все это наследие, за исключением Мармашена и других памятников по левому берегу Ахуряна, оказалось на территории Турции и подверглось планомерному уничтожению, причем уже в 1950–1970-е годы. О былом ландшафте напоминают редкие сохранившиеся постройки (Казарян, 2015). Тем ценнее представляется их изучение на новом этапе с целью полноценного восстановления наших представлений об этой группе памятников и, возможно, самом важном очаге начального развития богатейшего по своим формам и образам монастырского армянского зодчества.

Статья написана в рамках проекта № 23 “Границы города в разнообразии типологии, архитектурных образах и смыслах. Исторические преобразования и новые предложения” в рамках фундаментальных и прикладных научных исследований (НИР/НИОКР) научными коллективами НИУ МГСУ (Приказ от 23.03.2023 г. № 258/130).

¹ Об архитектуре построек этих монастырей, в частности, см.: Cuneo, 1992; Totoyan-Baladian, 2005–2007; Матевосян, 2010. C. 58–100; Donabédian, 2018–2019; Kazaryan, 2018.

Sobre autores

Armen Kazaryan

Autor responsável pela correspondência
Email: KazaryanAYU@mgsu.ru
Rússia, Moscow

Bibliografia

Arquivos suplementares

Arquivos suplementares

Ação

1. JATS XML

Baixar

2. Fig. 1. A panoramic view of Vagharshapat. Engraving by Turnefort, 1717 (Ter Minassian, 1998. P. 7)

Baixar (898KB)

Metadados

3. Fig. 2. A panoramic view of Vagharshapat. Engraving by Parrot, 1834 (Ter Minassian, 1998. P. 9)

Baixar (520KB)

Metadados

4. Fig. 3. Surb Hripsime Church, 613. Photo by A. Kazaryan, 2009

Baixar (319KB)

Metadados

5. Fig. 4. Khtskonk Monastery. Surb Sargis Church, 1024. Photo by A. Kazaryan, 2013

Baixar (715KB)

Metadados

6. Fig. 5. Oromos Monastery. A north view of the lower and upper groups of the complex. Photo by A. Kazaryan, 2013

Baixar (496KB)

Metadados

7. Fig. 6. Marmashen Monastery. The main group of churches of the first half of the 11th century AD. Photo by A. Kazaryan, 2009

Baixar (455KB)

Metadados