On the issue of code switching in the speech of multilinguals on the Lithuanian-Belarusian borderland (based on field materials)

Full Text

Говоры литовско-белорусского пограничья, а также островные литовские говоры на территории Беларуси давно и активно изучались с самых разных точек зрения: диалектной, историко-лингвистической, социолингвистической как литовскими, так и белорусскими, польскими и российскими учеными¹. Намного меньше внимания исследователями уделялось этнографии и фольклору смешанного населения этих мест. Восполнить эти пробелы отчасти удалось Рите Балкуте, которая на протяжении более 30 лет собирала материалы по народной медицине в Литве, а также в литовских островках Беларуси и Польши. Архив Риты Балкуте насчитывает примерно 15 тысяч единиц полевых записей. Многие из этих текстов многоязычны, т. е. включают в себя высказывания на литовском, польском, белорусском и русском языках. Ниже на карте представлены районы, в которых были записаны анализируемые в данной статье тексты (отмечены штриховкой).

Как видно, материал собирался в юго-восточной и восточной частях Литвы, граничащих с Беларусью. Население в этих краях в основном дву- и трехъязычное. Родным языком жителей этого края может быть литовский, белорусский или польский (точнее, литовский диалект польского – «проста мова»). Причем в очень многих случаях, как отмечали Т. М. Судник и Л. Г. Невская, изучавшие этот край, «естественность переключения с одного языка на другой и компетентность говорящих в обоих случаях таковы, что сплошь и рядом […] оказывается едва ли возможным разделить двуязычного по признаку родной/второй язык, так как скорее всего оба языка усваивались одновременно» [Невская, Судник 1978, 287].

Такая ситуация обусловлена историей описываемых областей. Поликультурность и многоязычие в этих краях сформировались еще в эпоху Великого княжества Литовского. По данным Л. Беднарчука, в XVI–XVII вв. на этой территории бытовало до семи этнолектов: литовский язык, белорусский язык, северо-восточный диалект польского языка, язык литовских татар, язык тракайских караимов, диалект литовских евреев, «говор язычников Нарева» [Bednarczuk 1994]. С течением времени на территории Великого княжества Литовского количество диалектов только увеличивалось. После раздела Речи Посполитой в этих областях стало усиливаться влияние русского языка, а также изменился статус и характер употребления других языков [Grek-Pabisowa 1997]. Польский язык активно использовался в этой зоне и в недавнем прошлом. После 1920 г., когда поляки заняли Вильнюсский край, практически все описываемые местности находились за демаркационной зоной, отделявшей тогдашнюю Литву от Польши.

 

Карта составлена авторами.

 

Восточная и юго-восточная части Литвы вместе с Вильнюсом принадлежали Польше с апреля 1919 по сентябрь 1939 г., когда этот край заняли советские войска. В период польской оккупации проводилась насильственная полонизация населения, изменялись фамилии, многие литовцы в документах значились как поляки, литовский язык был под запретом. В представленных ниже материалах отразились как раз последствия тех времен, поскольку большинство информантов родились в 20–30-х годах XX в.

Конечно, в настоящее время отношение к литовскому языку изменилось, однако одновременное бытование нескольких языков приводит к трудностям самоидентификации живущих в этом регионе людей. Й. Урбанавичене так описывает социолингвистическую ситуацию на литовско-белорусском пограничье: «К двуязычию в этом регионе относятся благосклонно, переход от одной языковой системы к другой не осуждается – это естественная потребность многоязычной территории, а смена языка не болезненна для местного населения» [Urbanavičienė 2011, 103]. Далее она подчеркивает: «В многонациональной среде не формируется четкая этническая идентичность. Язык в таких сообществах не считается показателем идентичности, это просто средство общения» [Там же, 108].

Учитывая это обстоятельство, Рита Балкуте в общении с информантами избегала вопросов о национальности и просила их говорить на том языке, на котором им проще, информанты часто переходили с одного языка на другой, поскольку так же делают и в повседневной жизни. Вопросы задавались по-литовски или по-русски, но в опросах участвовала также местная жительница, которая говорила с информантами на «простой мове». Языковая компетенция собирателя обусловила выбор информантов: как правило, опрашивались те, кто мог свободно говорить по-литовски, хотя их родной язык или язык, который они чаще использовали, мог быть и другим. Большинство информантов имели литовские корни, но в результате ассимиляции в той или иной мере утратили литовскую идентичность (некоторые называли себя поляками, хотя имели родителей-литовцев).

Поскольку целью Риты Балкуте был сбор материала по народной магии и медицине, тематика рассказов информантов соответствующая. Несомненно, тексты представляют интерес не только с точки зрения языка, но и фольклора. Но в данном случае мы остановимся на лингвистическом аспекте, а именно на переключении кодов. Под переключением кодов понимается «смешение двух или более языков в речи билингвов (или мультилингвов), при котором не обязательно происходит смена собеседника или темы разговора» [Poplack 2001, 2062]. По классификации Мэйскена переключением кодов считается: включение элемента из языка 1 в предложение на языке 2 (insertion) и чередование независимых составляющих языков 1 и 2 внутри предложения (alternation) [Muysken 2000, 3]. Конгруэнтная лексикализация (congruent lexicalization по Мэйскену), т. е. заполнение совпадающей в языках 1 и 2 синтаксической структуры лексическими элементами из обоих языков понимается как смешение кодов (см. [Gluszkowski 2023, 164–165]).

Речь многих информантов ожидаемо изобилует заимствованиями как из литовского языка в польский и белорусский, так и из славянских языков в литовский. Такие случаи в статье не рассматриваются, поскольку это естественно в таком многоязычном крае. В фокус нашего внимания попали те случаи, когда информант сознательно или неосознанно переходил с одного языка на другой (т. е. скорее случаи чередования языковых единиц на разных языках, а не включения). Конечно, нередко это происходило в ответ на заданный на другом языке вопрос или при цитировании (прямой речи на другом языке). Например:²³⁴

1.

R.B. Sako, burtininkai sunkiai miršta? 2	Р.Б. Говорят, колдуны тяжело умирают?
E.I. I drzwi rozmykają, i okny rozmykają, i lubo wybierają deski. Jego dusza nie może wyjść: pan Bóg nigdzie nie przyjmuje, on nie ma miejsce wyjścia duszy. Nu, kto tak zaklina, nie może on umarć. O tu w Janiszek, wiem, taka stara baba była, ale ona żydówka, była wyszedsza za katolika za mąż, to ona umierała tydzień czasu musi. To i okna do końca, i drzwi do końca [odkryli], i potem nad jejo łóżko stalowanie wybrali, to wtenczas umarła3.	Е.И. И двери открывают, и окна открывают или разбирают доски. Его душа не может выйти: господь Бог не принимает, у него нет места выхода души. Ну, кто так заклинает, не может он умереть. А тут в Йонишкес, я знаю, такая старая баба была, но она еврейка, была замужем за католиком, так она умирала, может, целую неделю. Так и окна до конца [открыли], и потом над ее кроватью крышу разобрали, то тогда она умерла.
R.B. Dėl ko atidaryti reikia?	Р.Б. Для чего открывать нужно?
E.I. Kad dušia išeitų.	Е.И. Чтобы душа ушла.4

В этом случае интересно, что информантка только после второго вопроса по-литовски переключается на литовский язык, вначале она отвечает на литовский вопрос по-польски (несмотря на очень хорошее владение литовским языком).

Та же информантка в другом случае переключается на русский язык, когда цитирует староверку:

2.⁵

O! Aš ten pas vyrą kur ištekėjau Sužonių parapijos, tai pas tokią Nascią eidavo. A tenai staravierai buvo.	О! Я там у мужа, где замуж вышла в приходе Сужоняй, так к такой Насте ходили. А там староверы были.
«Надо сходить к Насте на книжку, корова молока не дает».
Nu to nuais unt knižku, to velnias žino, kiek tenai pieno duos: keturis kartus melžia ir piena neturi kur dėt.	Ну так пойдет на книжку, так черт знает, сколько там молока даст: четыре раза доят и молоко некуда деть.
«Надо к Насте сходить».
Nu ji burtininkų knygą turėjo.	Ну у нее колдовская книга была.5

Примечательно, что здесь она два раза упоминает «книжку», называя ее один раз по-русски, второй раз по-литовски. На таких вкраплениях иноязычных лексем, связанных с ритуалом, мы остановимся позднее.

Та же информантка иногда переходила с одного языка на другой, обращаясь к разным собирателям, повторяя одинаковые фразы на разных языках или просто неожиданно переходила с литовского на польский. Ср. ее рассказ о том, как ксендз проклял хулиганов:⁶

3.

E.I. Žinote, aš pasakysiu, mūsų kaimi apvogė bažnyčią. Iš mūsų kaimo tie žmonės buvo. Jau senai, senai apvogė bažnyčią. To, žinai, kunigas mišias kaip išlaikė, tai trečia pakolenija…	Е.И. Знаете, я скажу, в нашей деревне обокрали костел. Из нашей деревни эти люди были. Уже давно, давно обокрали костел. Так, знаешь, ксендз мессу служил, так до третьего поколения…
Trzecie pokolenie… Trzecie pokolenie pridurków…	Третье поколение… Третье поколение придурков…
R.B. Dėl ko?	Р.Б. Из-за чего?
E.I. Užkeikė, nu, mišias atlaikė ant tų chuliganų.	Е.И. Проклял, ну, мессу отслужил на тех хулиганов.
Msza otrzymał ksiądz na tych chuliganów, które kościół okradli.	Мессу отслужил ксендз за тех хулиганов, которые костел обокрали.
Blogai blogai, palinkėjo blogai, kaip tik užkeikė kunigas.	Плохо, плохо, пожелал плохого, как раз проклял ксендз.
To ot przez potomstwi pridurki takie rodili się.	Так вот через потомства придурки такие рождались
Sužinoja, kad jie apvogė, – kai nori, viską sužinos. Negalima tokių dalykų daryti:	Узнал, что они обокрали, – когда хочешь, все узнаешь. Нельзя таких вещей делать:
będziesz kiepsko robić komu, wszystko jedno będzie kiepsko tobie. Nie w rodzinie, to w żywioły, w gospodarstwie wszystko jedno będzie upadek jaki czy co, nie można. Nie można: jeżeli nie robisz, nie trzeba i mysleć.	будешь плохо кому делать, все равно будет плохо тебе. Не в родне, так скотине, в хозяйстве все равно будет упадок такой, что невозможно. Нельзя: если не делаешь, не надо и думать6.

Сравнивая три приведенных выше примера (1., 2. и 3.), можно сказать, что в первых двух мы наблюдаем мотивированное переключение кодов, а в последнем – немотивированное.⁷

Иногда переключение происходит в самом предложении:

4.

E.I. Wo, Stasiuka znasz? To on jak pracował na maszynie, na samoswale, to oni żesz tam gruzy rozważali. Gdzie domy tie. Znalazł książkę. Po słowiańsku napisana. Ne lietuviškai, ne rusiškai, ne vokiškai – po słowiańsku. Taip kaip pas mus po łacinie, te tenai po słowiańsku u ruskich. To on popatrzył na tę książkę, czytać nie może i lęka się czytać, wydze, że nie nasza książka, żeby co nie narobić. Bo naczniesz czytać nie wiadomo [co może być]: może įdomu porozwratać, i ludzi pokoliechić – nie wiadomo co. Ale on zaniósł do dawatki. To ta chwiciła, jego pocałowała: «A, сынутка ты дорогой! Ты не держи та книжка!» To on tam u jej zostawił, to ona czy spaliła, czy co jej. «А, сынутка ты дорогой! Не держи ты этой книжки».	Е.И. Во, Стасюка знаешь? Так он так работал на машине, на самосвале, так они там грузы развозили. Где дома те. Нашел книжку. По-славянски написана. Не по-литовски, не по-русски, не по-немецки – по-славянски. Так, как у нас на латыни, так там по-славянски у русских. Так он посмотрел на эту книжку, читать не умеет и боится читать, видит, что не наша книжка, как бы чего не натворить. А то начнешь читать, неизвестно, [что может быть]: может интересно полистать, а людей покалечить – неизвестно что. Но он принес к монашке. Так она схватила, его поцеловала: «А, сынутка, ты дорогой! Ты не держи ту книжку!» Так он там у нее оставил, так она или сожгла, или что. «А, сынутка ты дорогой! Не держи ты этой книжки».
R.B. Kodėl jis pamanė, kad ta knyga negera?	Р.Б. Почему он подумал, что эта книга нехорошая?
E.I. Nu negera užtat, kad perskaityt nemokėjo, negalėjo. Lietuviškai moka, lenkiškai moka…	Е.И. Ну нехорошая потому, что прочитать не мог, не умел. По-литовски умеет, по-польски умеет…
R.B. Sako, juodos knygos būdavo?	Р.Б. Говорят, черные книги бывают?
E.I. I czarne книжки jest. Ja nie widziałam.	Е.И. И черные книжки есть. Я не видела7.

Здесь в одном диалоге присутствует и мотивированное, и немотивированное переключение: в начале информантка прибегает к вкраплению литовских лексем и словосочетаний в польский текст, по-видимому, даже не замечая этого. В дальнейшем очевидно, что она переходит на русский язык в случае цитаты, а на литовский – после вопроса собирателя по-литовски. Однако, когда слышит вопрос по-литовски о «черных книгах», отвечает снова по-польски, но употребляет при этом русское «книжки». Получается, что «книжка» служит своеобразным триггером переключения на польский (в данном случае) язык.

У той же информантки случаются и вкрапления польских фраз, когда она говорит по-литовски:

5.

R.B. Ką darydavo, kai įkąsdavo gyvatė?	Р.Б. Что делали, когда кусала змея?
E.I. Nu gyvatės to jak kto, to na wiatro wyjdzie i zamówią.	Е.И. От змеи так кто как, так на улицу выходят и заговаривают.
To aš nežinau, kaip tenai. Kaip mano mama užkalbėdavo, tai tik žinau, kad reikia [sakyti] triskart «Sveika, Marija», a daugiau nežinau. Un duonos, un sviesta.	Так я не знаю, как там. Как моя мама заговаривала, так только знаю, что нужно [говорить] три раза «Радуйся, Мария», а больше не знаю. На хлеб, на масло.
R.B. O jeigu gyvatė vaikinga?	Р.Б. А если змея с детьми?

 

E.I. Kiek vaikų, tiek kartų reikia užkalbint’.	Е.И. Сколько детей, столько раз надо заговорить.
R.B. O kaip žinoti, ar ji vaikinga, ar ne?	Р.Б. А как узнать, с детьми она или нет?
E.I. Nu tai atspėsi: jeigu nepadės vienąkart, tai kitą kartą užkalbinsi.	Е.И. Ну так угадаешь: если не поможет один раз, то в другой раз заговоришь.
R.B. Ar tas pats žmogus turi užkalbėti?	Р.Б. А тот же человек должен заговорить?
E.I. Reikia šviežio.	Е.И. Нужен свежий8.

Интересно, что при этом в литовском тексте практически нет славянских заимствований. На польский язык информантка переходит только при описании ритуала заговора от змеи. Вот еще один пример подобного перехода на польский язык уже у другой информантки из другой деревни той же области:⁸⁹

6.

R.B. Sako, akys kartais pakenkia?	Р.Б. Говорят, глаза иногда вредят?
M.Ž. Kai kitas pažiūri, tai sako: «A, oczy przeszli».	М.Ж. Когда иной посмотрит, то говорят: «А, глаза прошли».
Nu tai būdavo ir stalo kampelius plauni vandeniu, paskui tas gi klemkas plauni ir duodi tam gyvuliu ar tam žmogui. […] Do vaikas kai mažas [verkia, rėkia]: «A, – sako, – akys praėjo». Kai vaiką nužiūri, tai paplauti reikia akis tris kartus, a gyvuliui irgi paplauti akis nuo savęs, nuo galvos į užpakalį. […]	Ну так, бывало, и уголки стола моешь водой, потом тоже дверные ручки моешь и даешь тому животному или тому человеку. Ребенок когда маленький [плачет, кричит]: «А, – говорят, – глаза прошли». Когда ребенка сглазят, то помыть надо глаза три раза, а животному тоже помыть глаза от себя, от головы к заду.
R.B. O kas tam vaikui būna, kai tos akys pakenkia?	Р.Б. А что с тем ребенком бывает, когда эти глаза вредят?
M.Ž. Tai vaikas verkia ir būna piktas, nemiega. Žmogui dideliam tai gal nieko. Gyvuliam jauniem labai [pakenkia]. Jeigu paršuką kokį ten ar veršuką kas [pagiria]: «A, koks gražus, – ar tenai: – Aje, koks gražus!» – padyvins, nu ir būna, kad rėkia. […]	М.Ж. Так ребенок плачет и бывает злой, не спит. Человеку большому это может ничего. Молодому животному очень [вредит]. Если поросенка там или теленка [похвалят]: «А, какой красивый, – или там: – Ай, какой красивый!» – завидуют, ну и бывает, что кричит.
R.B. O ką dar darydavo?	Р.Б. А что еще делали?
M.Ž. Czerez rasporok spodnice koszulę wziąć, wyciągać i podołkami choć trochę przeprowadzić	М.Ж. Через распорок юбки рубашку взять, протянуть и подолом хоть немного поводить
ir tada apšluostyt. (…)	и тогда вытереть. (…)9

Еще ярче эта тенденция проявляется в случае с заговорами: записано множество случаев, когда информант, отвечающий на вопросы только по-литовски, произносит заговор по-польски. Вот несколько примеров:

7.

R.B. Ar ką nors sakydavo, pamatę jauną mėnulį?	Р.Б. Что-нибудь говорили, когда видели молодой месяц?
J.Ž. Kai pamatai pirmąkart fazę jauną mėnulio, [reikia sakyti]:	Я.Ж. Как первый раз видишь фазу молодого месяца, [надо говорить]:

 

Młody młodzik, Młoda ja, Daj mnie śnić, Z kim ja skonczę Wiek żyć.	Молодой месяц, Молодая я, Дай мне во сне увидеть, С кем я закончу Век жить.
R.B. Dar kartą pasakykite.	Р.Б. Еще раз скажите.
Młody młodzik, Młoda ja, Daj mnie śnić, Z kim ja skonczę Wiek żyć.	Молодой месяц, Молодая я, Дай мне во сне увидеть, С кем я закончу Век жить.
R.B. Tai kada taip sakydavo?	Р.Б. Так когда так говорили?
J.Ž. Nu kaip [jauną] mėnulį pamatai pirmą kartą. Ir nereikia tadu su nieku kalbėt’, o [reikia] ait’ miegot’, ir viskas. Ale tadu nereikia niekam nė žodžio sakyt’, reikia ait’ ir miegot’.	Я.Ж. Ну как [молодой] месяц видишь первый раз. И не надо тогда ни с кем говорить, а [надо] идти спать, и все. Но тогда не надо никому ни слова говорить, надо идти и спать10.

8.¹⁰¹¹

R.B. Ar burdavo merginos šv. Andriejaus naktį?	Р.Б. Гадали ли девушки в ночь св. Андрея?
E.I. Palauk, šv. Andriejaus dieną aš būriau. O ką aš būriau? Sėjau [kanapes]. [Aš] atsigulu [ir sakiau]:	Е.И. Подожди, в день св. Андрея я гадала. А что я гадала? Сеяла [коноплю]. Я ложусь [и говорю]:
Andrzeju, Andrzeju, [Ja] konopy sieję, Daj mnie znać, [Z] kim ja będę w lóżku spać.	Анжей, Анжей, [Я] коноплю сею, Дай мне знать, [С] кем я буду в кровати спать.
Neužmigau nė vieno lašuko! Tokios akys [išsiplėtusios buvo, negalėjau nė], užmerkti, kaip man baisu buvo! Kaip baisu buvo!	Не заснула ни капельки! Такие глаза [расширенные были, не могла даже] закрыть их, как мне страшно было! Как страшно было!
R.B. Tai jus taip pamokė daryti?	Р.Б. Так вас так научили делать?
E.I. Aišku, kad pamokė. [Atsiguliau į lovą] ir paėmiau grūdelių [kanapės] [ir sėjau] lovoje. «Konopy, konopy…» – ir barstau ant patalynės [ir sakau]:	Е.И. Конечно, научили. [Легла в кровать] и взяла зерен [конопли] [и сеяла] в кровати. «Конопля, конопля…» – и сыплю на постель [и говорю]:
Andrzeju, Andrzeju, [Ja] konopy sieję, Daj mnie znać, [Z] kim ja będę w lóżku spać.	Анжей, Анжей, [Я] коноплю сею, Дай мне знать, [С] кем я буду в кровати спать.
Nie zasnęłam!	Не заснула!11

9.

M.G. [Rožė būna] nuog išgųsčių, visa. Nuog rožės kalba. [Ką sako?] Nu aš lenkiškai cik [moku]:	[Рожа бывает] от испуга, вся. От рожи говорят. Что говорят? Ну я по-польски только умею:
Szedł Pan Jezus przez rzeką, Niósł trzy róży w ręką. Jedna biala, druga czerwona, Trzecia tam zginęła. Jezau Nazarenski, Oddel tie choroby ciężkie.	Шел Господь Иисус через реку, Нес три розы в руке. Одна белая, вторая красная, Третья там пропала. Иисус Назаретский, Отдали эти болезни тяжелые.

 

Niósł try róży w ręką. Jedna biala, druga czerwona, Trzecia tam zginęła. Jezau Nazarenski, Oddel tie choroby cięski.	Шел Господь Иисус через реку, Нес три розы в руке. Одна белая, вторая красная, Третья там пропала. Иисус Назаретский, Отдали эти болезни тяжелые.
Nu ir «Sveika Marija». Ale kap kalbėsi, tai reikia jau tų dūchas nevaikščiot. Dūchų laikyc savo.	Ну и «Радуйся, Мария». Но как говоришь, то нужно уже духом не ходить. Дух держать свой12.

¹²

На вопрос собирателя, почему заговоры произносятся по-польски, информанты не давали внятного ответа: отвечали, что «так надо» или их так учили. Несомненно, все информанты используют польский язык в повседневной жизни, он должен восприниматься как свой, тем не менее в некоторых случаях он больше связан с магической практикой, чем литовский. Известно, что язык, который имеет статус «чужого», считается более сильным в борьбе с нечистой силой, приобретает могущество заклинания. В рассматриваемом районе польский язык вряд ли можно считать чужим, однако некоторые слова, видимо, оказываются не совсем понятными. Зафиксировано, например, такое свидетельство:

10.

R.B. O ką daryti, kad kai aini miškan, kad nepamatytai gyvačių?	Р.Б. А что делать, если идешь в лес, чтобы не увидеть змею?
J. S. Tai aš lietuviškai tai nežinau. Man kadusci tokia bobutė [iš] Avižinių [pasakė]. Joj iš lenkų parapijos atekėjo už mano dzieduko, tai tep vis sakydavo: „Vaikai, kap ainat uogauc…“ Su tuoj bobuti mes vaikai tai visad ainam uogauc, tai išmokė tokią maldelę:	Я.С. Так я по-литовски-то не знаю. Мне когда-то такая бабуля [из] Авижиню [сказала]. Она из польского уезда вышла замуж за моего дедушку, то так все говорила: «Дети, как идете за ягодами…» С той бабулей мы, дети, всегда идем за ягодами, так научила такой молитве:
Matka Boska potężna Przycisnęła glową węża…	Матерь Божья могущественная Прижала голову змеи…
Ir matot, va kur stovi Panelė Švenčiausia Dubičiuose, taigi žalcio galva po kojom… Tai, sako, jei kalbėsit šitą maldelę, tai neinkųs gyvatė nei žalcys. Tai mes visadu tep sakydavom.	И видите, вот где стоит Дева Пресвятая в Дубичяй, так что голова ужа под ногами… Так, говорят, если будете говорить эту молитву, то не укусит ни змея, ни уж. Так мы всегда так говорили.
R.B. O jūs dar kartą lenkiškai pakartokit.	Р.Б. А вы еще раз по-польски повторите.
J. S. Matka Boska potężna Przycisnęła glową węża…	Й.С. Матерь Божья могущественная Прижала голову змеи…
Panelė Švenciausia…	Дева Пресвятая…
Dar sakiau kokį lenką reikia paklausc kas yra «potężna…» Gal stebuklinga?	Еще, говорю, надо какого-нибудь поляка спросить, что такое «potężna». Может, чудесная?
Panelė Švenciausia stebuklinga Prispaudė žalcio galvų.	Дева Пресвятая чудесная Прижала голову ужа13.

Возможно, из-за подобного недопонимания возникают гибридные варианты, когда одно непонятное слово или несколько заменяются лексемами другого языка. Ср., например, гибридный польско-белорусский вариант заговора:¹³

11.¹⁴

Ma Mania przelęknienia Kaciata, sabasza, czałowiecia, Gremoty, samalioty Wyjdźcie z Mani ciala Na suchie lasa, Na dzikie balata. Zgińcie, przypadycie Przez boskuju moc14.

У Мани испуг Кошачий, собачий, человечий, Громы, самолеты Выйдите с тела Мани На сухие леса, На дикие болота. Сгиньте, пропадите Божьей силой.

В данном случае, видимо, мы имеем дело уже не с переключением кодов, а со смешением кодов, поскольку информант, скорее всего, не осознает, лексемы какого языка он использует. Подобные случаи описаны, в частности, М. Глушковским на примере польско-русских языковых контактов: он подчеркивает, что «конгруэнтная лексикализация характерна для контактов между близкородственными языками, так как тогда намного легче перекрывать фрагменты кода, […] когда на стыке польской и русской частей высказывания находятся элементы, которые могут относиться к обоим кодам» [Głuszkowski 2018, 44]. В случае неблизкородственных языков (литовского и белорусского или литовского и польского) подобных смешений следовало бы ожидать с гораздо меньшей вероятностью. Кроме того, по свидетельствам исследователей, изучавших местные польские говоры, они формировались на основе белорусского языка: «из представленного анализа лексических литуанизмов видно, что заимствования первоначально попали в белорусские диалекты, образовавшиеся на основе литовского субстрата, а затем уже перекочевали в польский язык» [Rutkovska 2012, 72]. Таким образом, собственно белорусские лексемы иногда трудно отличить от элементов местного польского диалекта.

Интересно, что похожий текст заговора уже полностью по-белорусски был записан от другой информантки в той же деревне:

12.¹⁵

[Dar kalba] nuog išgųsčių, kap išsiganda. Nu tai sako:	[Еще говоря]т от испуга, когда пугаются. Ну так говорят:
Перапалохi кацячыя, сабачыя, Ветраныя, агнявыя, людскія, Выйдзіце з гэтай … з гэтага чалавека.
Ale reikia jau vardų sakyc.	Но нужно уже имена говорить.
Прайдзіце праз сухія лясы Праз дзікія балоты Праз Божую моц, Дзе людзі не ходзяць.
Ir vėliai «Sveika Marija» kiek gali. Ir vienų, ir tris, kap gali dūkų dalaikyc. O tadu papūtei, papūtei in to… an ko kalba. Tį koja, ranka, tį… an cukraus.	И опять «Радуйся, Мария» сколько можешь. И один, и три, как можешь дух задержать. А тогда подуешь, подуешь на то, на что говоришь. Там нога, рука… на сахар15.

Подобных гибридных вариантов, конечно, должно быть больше на территории Беларуси. Вот пример трехъязычного текста, записанного в Воронове:

13.¹⁶

M.A. Galiu užkalbėc nuo rožės.	М.А. Могу заговорить от рожи
Szedł Pan Jezus przed Jeruzalimem I znalazł trzy róży, Jedna biala, druga sinia, trzecia czerwona, Jedna spadła, druga zgrubła, trzecia znikła, I ty zniknij z rana (albo z wieczora), tam już jego róża	Шел Господь Иисус через Иерусалим И нашел три розы, Одна белая, вторая синяя, третья красная, Одна упала, вторая огрубела, третья пропала, И ты пропади с утра (или с вечера), там уже его рожа (роза)
Ну тры разы так замоўляю. Адным духам трэба. Ну і тады таго хвораму каму замоўляеш, сказаць, жэбы пяць пацероў да пана Езуса згаворыць. А яно еслi не ўмее iлi малы дзіця, за яго.
R.B. Kiek kartų reikia kalbėc?	Р.Б. Сколько раз надо говорить?
M.A. Cik du: iki pietų ir po pietais. Bet kuriuo laiku. Išgydo jų ir miltais, ale geriausia [kap užkalbėta]. Jų dvylika yr. Geriausiai kap jau užkalbėc. Raikia peržegnoc tų žmogų ir priglausc rankų prie kaktos ir tadu kalbėc. Kap sukalbi kartų, tai pusterc an to daikto kur sopa. Ir i tep tris kartus.	М.А. Только два: до обеда и после обеда. В любое время. Лечат их и мукой, но лучше всего [когда заговорено]. Их двенадцать. Лучше как уж заговорить. Надо перекрестить этого человека и прижать руку ко лбу и тогда говорить. Как раз заговоришь, то подуть на то место, где болит. И так три раза16.

Примечательно, что, несмотря на употребление сразу трех языков, смешения кодов здесь не происходит: информант сначала говорит по-литовски, сам текст произносит по-польски, но сразу после заговора переходит на белорусский. Возможно, перейти на литовский его побудила языковая компетенция собирателя.

Записан еще один подобный пример диалога, который начинается на белорусском языке, заговор произносится по-польски (с вкраплениями белорусского), а в конце разговора информант переходит на литовский из-за вмешательства в диалог третьего человека, сказавшего фразу на литовском. Тем не менее в конце разговора информант неожиданно вновь переходит на польский («Ona z Plik»):

14.

K.K. Бывала скаціна падала ад урокаў. Я ўжо была у Дубінцах. Калісь ягнятаў вылечылі трах трах… Адзін чалавек прыйшоў, кажа «Якiя авечкi хорошые». Адзін паў, пака до его добежалi, ужо другі ляжыць.
R.B. A что ему случилось?
K.K. Сэрца лопнула. Ад урокаў сэрца лопнула.
R.B. А что рабiць ад урокаў?
K.K. Ну замаўляла, замовы былi.
R.B. Что там говорили?
K.K. Наша мама адразу замаўляла, потым ёй цяжка стала, бо трэба адным духам замавяць. То она трошкi мяне вучыла, але я не замаўляла, не займалася. Так:
Jak ciężko Panu Jezusu w grobie leżeć, Tak ciężko tym użo od szkodzących ocz temu… Żywiołu (czy człowieku) cierpieć… I trzy razy „Zdrowość Maria“.	Как тяжело Господу Иисусу в гробу лежать, Так тяжело уже от вредящих глаз тому… Скотине (или человеку) терпеть… И 3 раза «Радуйся, Мария»
R.B. Как там…
Jak ciężko Panu Jezusu w grobie leżeć, Tak ciężko temu człowieku (czy скаціне) Od szkodzących oczej cierpieć.	Так тяжело Господу Иисусу в гробу лежать, Так тяжело тому человеку (или скотине) От вредящих глаз терпеть.
Так. Так тры разы адным духам i потым тры разы «Zdrowość Maria» ужо.

 

R.B. A на чем говорили?
K.K. Так ужо на чалавека, цi на сахару.
R.B. И что делать?
K.K. Выпіць цi з'есці. […]>
R.B. A как там начало, trzeba przeżegnać się?	Р.Б. А как там начало, надо перекреститься?
K.K. Да, trzeba przeżegnać się.	К.К. Да, надо перекреститься.
R.B. И тогда говорить…
K.K. Jak ciężko Panu Jezusu w grobie leżeć, Tak ciężko temu ўжо чалавеку цi якой скаціне Od szkodzących oczej cierpieć.	К.К. Как тяжело Господу Иисусу в гробу лежать, Так тяжело тому уже человеку или какой скотине От вредящих глаз терпеть.
Тры разы трэба адным духам i тры разы «Zdrowość Maria». Калiсь памагала, замаўляли людзi.
R.B. Много приходило к маме людей?
K.K. То замаўляла мама i тата ад этых урокаў замаўлялi, ад рожы замаўлялi.
J.K. Gydytojų nebuvo… K. K. Gydytojų buvo, ale pinigų nebuvo.	Ю.К. Врачей не было. К. К. Врачи были, но денег не было.
R.B. O čia nereikėjo mokėt?	Р.Б. А здесь не надо было платить?
K.K. Ne, nemokėjo	К.К. Нет, не платили.
J.K. Ju čia kaimynai tas tam.	Ю.К. Они тут соседи друг другу.
R.B. O kokia jūsų mamytės pavardė buvo?	Р.Б. А какая была фамилия у вашей мамы?
K.K. Marija Radzevičienė – Žezdriniūtė. […] Ona z Plik	К.К. Мария Радзявичене-Жездринюте. […] Она из Плик17.

¹⁷¹⁸

Несмотря на обилие случаев, когда тексты заговоров произносятся на польском, существуют варианты, когда информанты произносят заговор сразу на двух языках:

15.

Czaru maru diabeł stary, Jak pokręci, głowę skręci.	Чару-мару, дьявол старый, Как покрутит, голову открутит.
Čaru maru pakšt, tau nepasiseks, Dievas nepadės, velnias pakerės.	Чару-мару чпок, тебе не повезет, Бог не поможет, черт заколдует18.

Причем лексемы из одного языка могут вторгаться в текст на другом языке, например:

16.

R.B. O ką reikia daryti, kai blogos akys nužiūri gyvulį ar žmogų?	Р.Б. А что надо делать, если дурные глаза сглазят животное или человека?
V.K. Sako, kai aina jau žiūrėt’ ką, tai [reikia sau pasakyti:]	В.К. Говорят, когда идут смотреть что-то, то [нужно про себя сказать]:
Sol w oczy, šūda [w zęby]	Соль в глаза, говно [в зубы]
Druska akin, a šūda[s] šalin.	Соль в глаза, а говно в сторону.
R.B. Taip reikia pasakyti?	Р.Б. Так надо сказать?
V.K. Aha, nu. Cha cha cha cha…	В.К. Ага, да. Ха-ха-ха-ха
R.B. O kada taip sako, einant į tvartą?	Р.Б. А когда так говорят, идя в хлев?

 

V.K. Nu, aha.	В.К. Ну да.
Sol w oczy, gówna w zęby.	Соль в глаза, говно в зубы.
R.B. O kas tada būna?	Р.Б. А что тогда бывает?
V.K. Nu tai jau tada [tos blogos akys], sako, nepakenkia. Ar tiesa čia, ar ne, tai nežinau.	В.К. Ну так тогда уже [эти дурные глаза], говорят, не вредят. Правда это или нет, не знаю.
R.B. O garsiai ar tyliai reikia pasakyti?	Р.Б. А громко или тихо надо сказать?
V.K. Tyliai, sau, kad jinai tiktai negirdėtų.	В.К. Тихо, себе, чтоб она только не слышала19.

Примечательно, что в этом случае «от дурных глаз», т. е. от колдунов, которые могут сглазить, нужно оберегаться с помощью польского текста. Записано еще свидетельство, что ведьмы поют по-польски:¹⁹²⁰

17.

Sakydavo, kad raganos… Va čia, kur mes gyvenom, tai buvo trys kalnai. Čia Paųžuolių kalnas, čia mūsų Vaidilų kalnas ir va čia, par Kuvaikų, kitas – Pasiekos kalnas. Tai sakė, kad raganos ant tų kalnų dainuodavo vakarais. Ir kokią dainelę, būdavo, mama sakė, bobutė, būdavo, pasakoja mano, paskui ir mama jau sakydavo, lenkiškai dainavo. […] Jos ant visų trijų kalnų sėdėdavo ir vienas kalnas nuo kito netoli, tik per Baltramiejaus balą, ir dainuodavo…	Говорили, что ведьмы… Вот здесь, где мы жили, там было три горы. Здесь гора Паужуолю, здесь наша гора Вайдилу и вот здесь, у Кувайки, другая – гора Пасека. Так говорили, что ведьмы на этих горах пели по вечерам. И какую песню, бывало, мама говорила, бабушка, бывало, рассказывала моя, потом и мама уже говорила, по-польски пели. Они на всех трех горах сидели и одна гора от другой недалеко, только через болото Балтрамеюса, и пели…
Viena sakė, kad:«Biała gęś była», a kita: «Czarwone nogi miała», a tračia sakė: «Pa błocie chodziła, pa błocie chodziła».	Одна говорила, что «Белый гусь был», а другая: «Красные ноги у него были», а третья говорила: «По болоту ходил, по болоту ходил».
Ir va teip viena tą žodį sako ir sako, kita tą, trečia tą ir teip tokia giesmė išeidavo labai graži.	И вот так одна то слово говорит и говорит, другая то, третья то, и так такая песня выходила очень красивая20.

Интересно, что само слово ведьма (ragana) при этом литовское. Хотя многие лексемы, обозначающие колдунов и связанные с ними действия и предметы (вспомним «черную книжку» – см. текст 4) в литовском тексте могут быть славянскими. Если составить небольшой словарик тех славянских лексем, которые чаще всего встречаются в литовских текстах, не изобилующих заимствованиями, он окажется довольно показательным:

čeraunykas (лит. kerėtojas) < бел. чараўнік, пол. czarownica

šaptūnai (лит. užkalbėtojai) < рус. шептун, бел. шаптун

(su-, pa-, už-)čeravoti (лит. kerėti) < бел. чараваць, пол. czarować

varažyti, vorožyti (лит. burti) < бел. варажыць, рус. ворожить

škadyti (лит. kenkti) < бел. шкодзіць, пол. szkodzić

paboti (лит. išsigąsti) < пол. bać się, рус. бояться, бел. баяцца

dyvitis (лит. stebėtis) < бел. дзівіцца, пол. dziwić się

zababonai (лит. prietarai) < бел. забабоны, пол. zabobony

mačyti, mačinti (лит. padėti) < рус. помочь, пол. pomoc, бел. дапамагчы

molytva, malytva (лит. malda) < рус. молитва, бел. малітва

Получается, что не только магические тексты, но и связанную с магическими ритуалами лексику информанты в речи на литовском языке часто произносят по-польски, хотя они, несомненно, знают литовские соответствия и употребляют их.

В таких случаях мы, конечно, видим примеры интерференции, когда заимствованные славянские лексемы прочно вошли в литовский язык, получив соответствующее грамматическое оформление. Обсуждать явления интерференции в рамках анализа смешения кодов, возможно, было бы некорректно, хотя, как отмечает С. Скорвид, «…смешение кодов является лишь частным, хотя и отличным от других, случаем интереференции» [Skorwid 2017, 378].

В лингвистической литературе, посвященной переключению кодов в речи билингвов, как правило, ставится вопрос, подчиняется ли процесс переключения кодов определенным правилам, и если да, то насколько они универсальны и обязательны [Багана, Блажевич 2010, 67]. Относительно описанных случаев можно согласиться с М. Глушковским, что «частому переключению кода способствует равный статус и престиж обоих языков в глазах данного человека» [Głuszkowski 2013, 272]. Применительно к языковой ситуации на литовско-белорусском пограничье это очень верно, однако вопрос о причине смена кода в процессе речи остается открытым. Обсуждая подсознательные факторы переключения кодов, Ю. Н. Эбзеева, Е. В. Тутова отмечают, что «говорящий использует ту единицу, которая первой “приходит на память”, что, в свою очередь, связывается с частотой употребления лексической единицы. Переключение кодов связывается также с принципом экономии речевых усилий, “культурной непереводимостью” некоторых лексических единиц» [Эбзеева, Тутова 2012, 141]. Для части описанных случаев это верно: если заговор принято произносить по-польски, то и описание магического ритуала, с ним связанного, более вероятно будет произноситься по-польски. Однако в этом регионе зафиксировано немало и литовских заговоров, существуют идентичные тексты на двух языках. При этом обратных случаев (перехода на литовский язык при чтении заговора, если разговор происходит по-польски или по-белорусски) в данных материалах не зафиксировано. Таким образом, на наш взгляд, описанные явления переключения кодов в речи полилингвов на территории литовско-белорусского пограничья показывают определенные тенденции в восприятии литовского и польского языков: польский язык в их сознании оказывается больше связан с магическими практиками.

Видимо, при оценке причин, влияющих на переключение кодов, не стоит недооценивать фольклорный и этнографический контексты.

СПИСОК ИНФОРМАНТОВ:

В. К.-Ж. 1994 – Владислава Керулене-Жидкаускайте, род. в 1920 г. в Молетском р-не, окр. Биютишкис, дер. Намалишкяй, жив. в Молетском в-не, окр. Йонишкис, дер. Керуляй. Записала Р. Балкуте в 1994 г.

Е. И.-Д. 1994 – Елена Ингелявичене-Данилявичюте, род. в 1921 г. в Молетском р-не, окр. Йониш- кис, дер. Лакагиряй, жив. в Молетском р-не, окр. Йонишкис, дер. Пакаманис. Записала Р. Балкуте в 1994 г.

Е. М. 1994 – Елена Мацюлявичене (Григелявичюте), род. в 1924 г. в Молетском р-не, окр. Йониш- нис, дер. Савиденай, жив. в Молетском р-не, окр. Йонишкис, дер. Жидавайняй. Записала Р. Балкуте в 1994 г.

Л. П.-П. 2001 – Люция Петрошкене-Петрикайте, род. в 1933 г. в Укмяргском р-не, окр. Лидуокю, дер. Нуотеку, жив. в Укмергском р-не, окр. Лидуокяй, дер. Юодаусяй. Записала Р. Балкуте в 2001 г.

М. А.-Р. 1991 – Мария Амбражук-Рудзите, род. в 1933 г, род. и жив. в Вороновском р-не, окр. Радуни, дер. Юцунай. Записала Р. Балкуте в 1991 г.

М. Д.-Б. 1996 – Михалина Двинелене-Бутримюте, род. в 1900 г., род. и жив. в Шальчининкском р-не, окр. Девянишкес, дер. Жижмай. Записала Р. Балкуте в 1996 г.

М. Г.-Б. 1996 – Мария Гайдене-Баранаускайте, род. в 1923 г. Род. и жив. в Шальчининкском р-не, окр. Девянишкес, дер. Жижмай. Записала Р. Балкуте в 1996 г.

М. Ж.-К. 1994 – Мелания Жукаускене-Кувейкайте, род. в 1923 г. в Утянском р-не, окр. Йонишкис, дер. Савиденай, жив. в Молетском р-не, окр. Йонишкис, дер. Сутренай с 1943 г. Записала Р. Балкуте в 1994 г.

О. Б.-Г. 1996 – Она Баранаускене-Гайдите, род. в 1930 г., род. и жив. в Шальчининкском р-не, окр. Девянишкес, дер. Жижмай. Записала Р. Балкуте в 1996 г.

Ю. К., К. К.-Р. 2011 – Юозас Кауза, род. в 1929 г.; К. Каузене-Радзявичюте, род. в 1929 г. в Беларуси, Вороновском р-не, окр. Больтишки, дер. Дубиняй, жив. в Беларуси, Вороновском р-не, окр. Больтишки, дер. Смильгиняй. Записала Р. Балкуте в 2011 г.

Я. Ж.-Я. 1993 – Ядвига Жибене-Янкаускайте, род. в 1930 г., род. и жив. в Молетском р-не, окр. Йонишкис, дер. Пукенишкяй. Записала Р. Балкуте в 1993 г.

Я. К.-Р. 1993 – Янина Кадонене-Русецкайте, род. в 1910 г. в Молетском р-не, окр. Дубингяй, дер. Скреблинчяй, жив. в Молетском р-не, окр. Йонишкис, пос. Йонишкис. Записала Р. Балкуте в 1993 г.

Я. С.-П., К. Г.-М. 2012 – Янина Стангене-Падмаскайте, род. в 1933 г. в Варенском р-не, окр. Канявы, дер. Стояй, жив. в Варенском р-не, окр. Канявы, дер. Мантотай; Казимера Гервялёнене-Марцявичюте, род. в 1940 г. Род. и жив. в Варенском р-не, окр. Канявы, дер. Мантотай. Записали Р. Балкуте, Н. Лауринкене в 2012 г.

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ

LKAV–Lietuvos liaudies kultūros centro Liaudies kūrybos archyvo video įrašai.

LKAR – Lietuvos liaudies kultūros centro Liaudies kūrybos archyvo rankraščiai.

LKAG – Lietuvos liaudies kultūros centro Liaudies kūrybos archyvo garso įrašai.

RBAR – Ritos Balkutės archyvo rankraščiai.

 

¹ Вот некоторые из значимых работ: Bednarczuk 1994; Čekmonas 1999; Grinaveckienė 1983; Grinaveckienė 1991; Karaliūnas 1988; Kardelis 2009; Kardelis et al., 2003; Lipskienė, Vidugiris 1967; Rutkowska 2006; Rutkowska 2008; Turska 1995; Vidugiris 1983; Zinkevičius 1993; Видугирис, Каралюнас 1972; Видугирис, Климчук 1978; Невская 1972; Судник 1964; Судник 1975; Чекман 1972; Чекман 1982; Чекмонас 1988.

² Здесь и далее фразы и лексемы на литовском и их перевод отмечены курсивом, фразы и лексемы на польском – прямым шрифтом, фразы и лексемы на русском и белорусском – жирным. Инициалы обозначают собирателя и респондентов (Р.Б. – Рита Балкуте). Белорусские тексты приводятся без перевода.

³ Здесь и далее записи на польском языке представлены не в фонетической транскрипции, а в орфографической версии собирателей, поскольку не все записи были доступны в аудиоверсии.

⁴ Е. И-Д. 1994 (LKAR 19(43), LKAG 65(11)).

⁵ Е. И-Д. 1994 (LKAR 19(67), LKAG 65(35)).

⁶ Е. И-Д. 1994 (LKAR 19 (10), LKAG 64 (10)).

⁷ Е. И-Д. 1994 (LKAR 19(68), LKAG 65(36)).

⁸ Е. И-Д. 1994 (LKAR 19 (75), LKAG 65 (43)).

⁹ М. Ж-К. 1994 (LKAR 18(189), LKAG 60(32)).

¹⁰ Я. Ж-Я. 1993 (LKAR 17 (292), LKAG 42 (32)).

¹¹ Я. К.-Р. 1993 (LKAR 17 (35), LKAG 40 (31)).

¹² М. Г.-Б. 1996 (LKAR 53 (1414)).

¹³ Я. С.-П., К. Г.-М. 2012 (RBAR 32 (113) panočiai_RBAG cd 3 (261)).

¹⁴ М. Д.-Б. 1996 (LKAR 53 (1239)).

¹⁵ О. Б.-Г. 1996 (LKAR 53 (1415 a)).

¹⁶ М. А.-Р. 1991 (LKAR 25 (308)).

¹⁷ Ю. К., К. К.-Р. 2011 (RBAR 31 (137)_pelesa_RBAG cd 2 (559)).

¹⁸ Л. П.-П. 2001 (LKAR 100(9), LKAG 370(44)).

¹⁹ В. К.-Ж. 1994 (LKAR 21 (179), LKAG 73 (19)).

²⁰ Е. М. 1994 (LKAV 173 (22)).

About the authors

Maria V. Zavyalova

Institute of Slavic Studies of Russian Academy of Sciences

Author for correspondence.
Email: mariazavyalova@gmail.com

PhD (Philology), Senior Researcher

Russian Federation, Moscow

Rita Balkute

Center for Folk Traditions «In the Circle of Being»

Email: r.balkute@gmail.com

Director of the Center for Folk Traditions

Lithuania, Vilnius

References