Православный приход как зеркало пореформенной России

Аннотация

Статья представляет собой отзыв на монографию А.Л. Беглова, посвященную истории православного прихода в дореволюционной России. В статье выявляется место избранной А.Л. Бегловым темы в историографии, посвященной истории Православной Церкви, особенности изучения данной темы на разных этапах развития исторической науки. Раскрываются основные аспекты содержания монографии, выявляются особенности теоретико-методологической и источниковой базы исследования, его достоинства и недостатки.

Полный текст

Фундаментальная и чрезвычайно масштабная как по объёму, так и по охвату рассматриваемых проблем, количеству и разнообразию привлечённых и впервые вводимых в научный оборот источников¹, монография А. Л. Беглова относится к числу работ, без которых невозможно полноценное осмысление истории Русской Церкви синодального периода. Центральная тема книги – устройство прихода – связана с «сердцевиной» церковной жизни и многими её ключевыми аспектами, включая взаимоотношения клира и мирян, организацию духовного сословия, его материальное обеспечение, обучение и пастырскую деятельность, систему епархиального управления и финансов. Вся эта проблематика так или иначе затрагивается исследователем.

Касаясь историографии рассматриваемой темы, Беглов справедливо отмечает, что, несмотря на очевидное значение приходов для Церкви, их положение изучено далеко не в полной мере. Отечественные авторы конца XIX – начала XX в. описывали его почти исключительно при характеристике православного духовенства. В СССР данные сюжеты практически вовсе перестали освещать, а на Западе интерес к ним возродился лишь в 1970-е гг., опять же в русле популярных тогда идей «социальной истории» и изучения истории клира как части российского общества². В 1980–2010-х гг. под влиянием культурно-антропологических подходов учёные обращались прежде всего к анализу повседневных практик и «человеческого измерения» приходского быта, а также особенностей восприятия тех или иных явлений и процессов религиозного характера³. В значительно меньшей степени рассматривались специфика структур, обеспечивавших взаимодействие паствы и пастырей, усилия властей по реформированию соответствующих институтов и возникавшие в связи с этим споры в обществе, т. е. именно то, чему вполне обоснованно уделяет особое внимание Беглов.

Пытаясь приспособить церковные общины к меняющимся и весьма противоречивым требованиям времени, государство непосредственно вмешивалось в отношения клира и прихожан и постепенно ограничивало приходскую автономию. В монографии показано, что подобные процессы наблюдались уже во второй половине XVII в. и были очевидным симптомом утверждения абсолютистских порядков. В рамках «регулярного государства» Петра I и его преемников огосударствление прихода получило дальнейшее развитие, став частью комплекса церковных реформ (введение штатов духовенства, обременение его целым рядом светских бюрократических обязанностей и т. д.). Как известно, это способствовало превращению священнослужителей в замкнутое сословие, что впоследствии чрезвычайно осложняло развитие приходской жизни. Беглов видит в сословной замкнутости клира результат целенаправленной деятельности властей. Однако оно скорее стало побочным следствием окончательного оформления дворянских привилегий и жёсткого определения статуса податных сословий.

Прямым продолжением политики XVIII в. явилась реформа 1808 г., окончательно превратившая приход из самоуправляющегося сообщества в административно-территориальную и фискальную единицу. Делалось это с благой целью – обеспечить за счёт местных средств материальную базу для создававшихся по единому образцу духовно-учебных заведений. В итоге же изъятие значительных сумм не только лишило приходы самостоятельности, но и привело во многих случаях к их обнищанию. Старосты из выборных представителей мирян фактически превратились в агентов правительства. Попытки спасти хотя бы часть доходов вели к злоупотреблениям, появлению «чёрных касс» и «теневой экономики», а это, разумеется, вносило деморализацию в приходскую жизнь. В таком состоянии её застала эпоха Великих реформ 1860–1870-х гг., когда в общественных и правительственных кругах заговорили о необходимости оживления деятельности Церкви, немыслимого без возвращения самостоятельности общинам верующих и совместной работы клира и прихожан.

Драматическая история неудачных попыток церковных преобразований во второй половине XIX – начале XX в. занимает значительную часть книги Беглова (с. 102–342) и показывает, насколько сложно было, даже при наличии ясно выраженной воли государства, священства и общества, изменить ситуацию, складывавшуюся на протяжении двух столетий. Ещё на заре Великих реформ, 25 ноября 1857 г., митрополит Московский и Коломенский Филарет (Дроздов) отметил: «Несчастие нашего времени то, что количество погрешностей и неосторожностей, накопленное не одним уже веком, едва ли не превышает силы и средства исправления»⁴.

Беглов последовательно описывает основные этапы длительного обсуждения проблем прихода, протекавшего в условиях широкой гласности, начиная с заседаний Особого присутствия по делам православного духовенства в 1862–1885 гг., и реализации предложенных реформаторами мер, таких как введение приходских попечительств и отмена сословной замкнутости священнослужителей. В монографии освещено укрупнение приходов, осуществлявшееся с конца 1860-х до конца 1870-х гг., говорится о новой редакции инструкции церковным старостам, подготовленной К. П. Победоносцевым в 1890 г., анализируется синодальное определение о создании приходских советов в 1905 г., излагаются взгляды, высказанные в том же году в отзывах епархиальных архиереев, звучавшие в Предсоборном присутствии, в Синоде и, наконец, в Государственной думе. Однако всё это ни к чему не привело вплоть до конца существования Российской империи.

Разумеется, в истории пореформенной России были и другие примеры неудавшегося реформаторства. В данном же случае исход во многом предопределило особо острое, по сути непримиримое противостояние разных сил, так или иначе заинтересованных в приходских делах – государства, мирян и духовенства (как иерархов, так и рядовых клириков). Испытывавшие хроническую нужду священнослужители, учитывая фактическое огосударствление приходов, добивались назначения им государственного жалованья, которое в материальном отношение уравняло бы их с чиновниками. Однако в правительстве считали, что такие расходы будут непосильны для казны, и к тому же полная бюрократизация клира лишь отдалит его от паствы и снизит заинтересованность пастырей в исполнении своих обязанностей.

Публицисты, особенно славянофильского толка, настаивали на выборности духовенства прихожанами, что должно было само собой привести к укреплению доверия между ними. Священники в массе своей с этим не соглашались. В либеральной, а иногда и в славянофильской печати их позицию осуждали как проявление некой косности и сословного эгоизма. Между тем, выступая против выборности клира, они отстаивали канонические правила Церкви и стремились сохранить такое важное и дорого стоившее достижение синодальной эпохи, как наличие у иереев систематического духовного образования.

В итоге столкновение этих подходов открыто проявилось в 1917 г. Для массы мирян падение монархии и провозглашение новых, демократических принципов управления послужило сигналом к так называемой приходской революции, в ходе которой прихожане явочным порядком захватывали церковное имущество, отказывались уплачивать епархиальные взносы, отстраняли и выбирали причт. Против этого протестовали даже органы, создававшиеся на основе свободного волеизъявления верующих – Всероссийский съезд духовенства и мирян, Предсоборный совет, а затем и Поместный собор. Бесконечные споры, как ни парадоксально, оборвала антирелигиозная политика большевиков, заставившая клир и мирян сплотиться для защиты прав и самого существования Церкви. Однако их консолидация оказалась во многом запоздалой и бессильной перед лицом репрессий и физических расправ.

Тем не менее вплоть до 1918 г. дискуссии об устройстве прихода были, помимо прочего, своеобразным зеркалом, в котором отражались такие явления и тенденции социокультурного развития страны, как модернизация, урбанизация, рост численности и мобильности населения. На страницах книги представлены результаты деятельности приходских попечительств и демонтажа сословной замкнутости духовенства, реконструируется система финансовых сборов с церквей и раскрываются механизмы их повседневного функционирования. В монографии также «оживают» почти забытые, но чрезвычайно интересные фигуры таких высокопоставленных бюрократов и публицистов, как, например, сторонник восстановления «древнерусского строя приходской жизни» А. А. Папков. Споры о прошлом и будущем прихода вписаны автором в интеллектуальный контекст начала ХХ в., когда научная разработка исторических сюжетов в трудах М. М. Богословского и С. В. Юшкова влияла на трактовку современных проблем.

В целом, работа Беглова даёт важный материал для размышлений о роли и значении религиозных исканий в эпоху модерна, о соотношении секулярного и сакрального в обществе Нового времени, о применимости к нему концепции секуляризма, понятий «постсекулярное», «десекуляризация» и т.п. ⁵Возможно, обращение к данной проблематике обогатило бы исследование. Заметно выиграло бы оно и от более широкого привлечения воспоминаний приходских священников и посвящённых им некрологов (многие из них указаны в справочнике «История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях» под редакцией П. А. Зайончковского). Целый ряд наблюдений и выводов, сделанных в монографии, получил бы дополнительное обоснование при опоре на данные материалы.

Впрочем, нет сомнения в том, что монография А. Л. Беглова является зрелым самостоятельным исследованием, без обращения к которому не обойдётся ни один учёный, изучающий историю пореформенной России и Русской Церкви синодального периода.

¹ Среди них – материалы, отложившиеся в ходе обсуждения реформы приходских попечительств 1890 г., делопроизводственные документы Святейшего Синода и его комиссий, занимавшихся разработкой приходского устава, проекты депутатов Государственной думы.

² Классическими в этом отношении стали труды Г. Фриза: Freeze G. The Russian Levites: Parish Clergy in the Eighteenth Century. Cambridge (Mass.), 1977; Freeze G. Parish Clergy in Nineteenth-Century Russia: Crisis, Reform, Counter-Reform. Princeton, 1983.

³ См., в частности: Shevzov V. Russian Orthodoxy on the Eve of the Revolution. Oxford, 2004 (русский перевод: Шевцова В. Ф. Православие в России накануне 1917 г. СПб., 2010); Orthodox Christianity in Imperial Russia. A Source Book on Lived Religion / Ed. by H. J. Coleman. Bloomington, 2014.

⁴ Письма митрополита Филарета к преосвященному Иннокентию Камчатскому (1856–1864) // Русский архив. 1881. Кн. II. Ч. 1. С. 28.

⁵ Подробнее см.: Кыржелев А. Постсекулярное: краткая интерпретация // Логос. 2011. № 3(82); Агаджанян А. «Множественные современности», российские «проклятые вопросы» и незыблемость секулярного Модерна (теоретическое эссе) // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2012. № 1(30); Узланер Д. Картография постсекулярного // Отечественные записки. 2013. № 1.