№ 2 (2024)

В статье рассматриваются три разножанровых текста последнего года жизни А.С. Пушкина: письмо к П.Я. Чаадаеву, «Капитанская дочка» и Каменноостровский цикл. В силу особой значимости для завершающего этапа пушкинской биографии и творчества этих источников их можно назвать тремя завещаниями поэта. Хотя в каждом из них акцентируется та или иная грань русского национального характера, порождённого, согласно Пушкину, православным вероисповеданием, в них есть и нечто общее: глубинная укоренённость в национальной истории, чувство родины, всемирность и всечеловечность России, свободное послушание воли Божией, основанное на пасхальном уповании. Автор статьи показывает, как именно этот духовный план воплотился в текстах этих источников, и демонстрирует, что в некоторых случаях (приводя свидетельства М.М. Пришвина и Ф.М. Достоевского) интуиция художников в понимании главного у Пушкина может опережать собственно литературоведческое осмысление.

Феномен А.С. Пушкина рассматривается как ценностный вектор развития художественного и личностного гения М.Ю. Лермонтова. На основе анализа присутствия пушкинских реминисценций в лермонтовском творчестве делаются выводы, что творчество Пушкина стоит у истоков формирования исторических взглядов Лермонтова, стало фундаментом постижения им народности как приятия духовно-нравственных ориентиров русской культуры, в диалоге с Пушкиным Лермонтов постигает онтологические основания человеческого существования. Усвоение пушкинского наследия происходило как на речевом, так и на ценностно-смысловом уровнях текста. От прямых заимствований, свидетельствующих о приятии мировоззренческой позиции Пушкина как безусловно верной, Лермонтов переходит на уровень равноправного диалога, в котором пушкинское слово не только функционирует в качестве смысловой опоры, но и раскрывается в своей духовной перспективе. Творчество Пушкина стало для Лермонтова не только существующим и признанным наследием гения, но и фактом его внутреннего мира.

Исторические драмы А.С. Пушкина «Борис Годунов» (1825), А.К. Толстого «Царь Борис» (1869), А.Н. Островского «Козьма Захарьич Минин, Сухорук» (1861, 1866) написаны в кризисное для России время. Авторы поднимают проблему выбора личности, которая берёт на себя ответственность за всю страну. В трагедиях Пушкина и А.К. Толстого прослеживаются традиции Шекспира: это мотивы вызова судьбе, одержимости, больной совести, мотивы суда и искупления. В трагедии Пушкина и Толстого показаны Самозванцы, ввергающие страну в хаос, живущие страстями и жаждущие власти. Авторы включают в произведения демонологические виде́ния этих героев. Пушкин противопоставляет Борису Годунову Ивана Грозного, покаявшегося перед смертью, и кроткого царя Феодора. В трагедии Толстого царь Борис представлен как герой-идеолог, мечтающий стать сверхчеловеком. Ему, как и герою Пушкина, даётся демонологическое виде́ние. Народ в трагедии Пушкина отказывается от выбора, а когда в финале видит новое злодеяние, в нём пробуждается самосознание. В исторических драмах Пушкина и Островского сюжет строится на мотивах подчинения себя воле Божией и помощи небесных сил, как в древнерусской словесности. В произведениях Пушкина и Островского показаны праведники: летописец Пимен, патриарх Иов, юродивые Николка и Григорий, Марфа Борисовна, Минин. Эти герои способны забыть о себе, думая об общем благе. Минину даётся виде́ние преподобного Сергия Радонежского, заступника Земли русской. Виде́ние юродивого Григория меняется, поскольку русский народ делает выбор, который определяет его судьбу. В драмах Пушкина и Островского происходит обращение к древнерусской агиографической литературе и воинской повести (виде́ние, символика света, молитва перед боем, прощальное целование), в драме Островского показано соборное единение народа.

В статье рассматриваются теоретико-литературные уроки, извлекаемые из анализа творчества Пушкина. Поэзия Пушкина определила развитие русского стиха в XIX и XX вв. Проза Пушкина даёт новые импульсы нарратологии. Пушкин выдвинул новую идею исторической вероятности, разработал тему безумства, ввёл эзотерическое в литературу. Экзистенциальная проблематика крайнего индивидуализма, абсурда бытия — один из аспектов европейства Пушкина. В поэме «Медный всадник» Пушкин даёт новое, новаторское для европейской литературы XIX в. решение проблемы личности и государства: государственность может торжествовать только через «частное», во имя личности. Мировое значение имеет открытие Пушкиным образа человека с ориентацией на духовные ценности.

В статье анализируется противоречие между прозрачностью и «общедоступностью» творчества Пушкина, с одной стороны, и его непостижимой глубиной, доступной небольшому числу «всех своих истинных ценителей» (Н.В. Гоголь), – с другой. Анализируя несколько «необнародованных» поздних стихотворений Пушкина, составляющих, по словам автора, «посмертную книгу», автор делает вывод об их глубокой поэтической историософии, о том, что в них как бы «бытие говорит само о себе», об их поразительной разносторонности, об отразившейся в них целостности бытия. Делается вывод об обращённости «посмертной книги» Пушкина в будущее, о том, что пушкинская поэзия всегда впереди нас и поэтому — наше бесценное достояние.

А.С. Пушкина принимают во всех слоях общества, разные социальные и духовные силы. Он открыт и для семиклассника, и для семидесятилетнего академика. Пушкинское творчество отличает эстетический универсализм и художественный интернационализм. В 1905 г. был создан Пушкинский Дом как вечно живой памятник вечно живому поэту. Характеризуются готовящиеся к юбилею Поэта издания Пушкинского Дома. Отмечается роль в подготовке к юбилею Фонда двухсотлетия А.С. Пушкина. Утверждается, что Пушкин — гений нормы. При этом он остаётся великой тайной и загадкой, которую мы без него разгадываем.