Глаголы со значением зрительного восприятия как основа для формирования частиц

Полный текст

1. Введение

Традиционно дифференциация частиц в аспекте их происхождения определяется по признаку производности или непроизводности [1], при этом в поле зрения исследователей при изучении истории частиц нередко попадают оба типа (см., например, работу Т.М. Николаевой [2] о партикулах, в традиционной лингвистике признающихся непроизводными частицами; работу А.А. Зализняка [3] о древнерусских энклитиках, а также исследования [4]; [5]; [6]; [7] и др., посвященные синхронному и диахронному описанию частиц; сведения о производных и непроизводных частицах в этимологических словарях [8]; [9]; [10]; [11] и многие другие). Исследование развития производных частиц, также относящихся к категории дискурсивных единиц, тесно связано с явлением грамматикализации: «Существует целый ряд исследований, посвященных развитию дискурсивных маркеров из лексических единиц и конструкций и использующих аппарат современной “теории грамматикализации”» [12, с. 52]. Глагольные формы, как будет показано ниже, имеют высокий потенциал для формирования частиц, однако на современном этапе развития языка этот процесс может быть незавершенным, а производные языковые единицы могут функционировать как частицы с сохранением отдельных значений глагола.

Границы класса глаголов зрительного восприятия очерчены в современном научном дискурсе не вполне определенно (подробный обзор диапазона имеющихся исследовательских мнений представлен в работе Г.А. Карпушевой [13]). К ядру данной лексико-семантической группы возможно отнести прямые номинации зрительной перцепции – видеть и глядеть (квазисиноним глагола смотреть) ¹.

2. Видеть и вишь, ишь

Глагол видеть описывается в лексикографических источниках набором значений: 1. ‘иметь зрение’; 2. ‘воспринимать зрением’; 3. ‘сознавать, понимать, чувствовать’; 4. ‘принимать за кого-л.’ [15]. Разнообразие сем, соотносящихся с восприятием окружающего пространства, способствует развитию метафорического потенциала во вторичных значениях и их оттенках, выделяемых в словарном описании глагола: ‘мысленно представлять; испытывать, переживать’, ‘находить, обнаруживать’. Кроме того, широки его словообразовательные возможности: по данным словаря А.Н. Тихонова [16, с. 92] от глагола видеть образуются 42 деривата; их список, по-видимому, не ограничивается приведенными в словаре единицами.

В историческом «Словаре русского языка XI–XVII вв.» [17, с. 174] зафиксировано также значение расширенного восприятия ‘наблюдать что-л., воспринимая зрительно и на слух’, а также употребление в качестве вводного слова ‘видно, как видно’. В более позднем «Словаре русского языка XVIII в.» [18, с. 156], а также в большинстве словарей современного русского языка (см. [15]; [19], а также [20, с. 104–105]; [21]) указанные значения уже не выделяются. На периферии глагольной семантики в «Большом универсальном словаре русского языка» [20] фиксируется ряд употреблений видеть в качестве компонента вводного словосочетания видит Бог, видите ли. В «Академическом толковом словаре русского языка» [22, с. 658–659] вводное слово видите ли дается в терминологии, близкой к описанию частиц, и приводится со значением ‘употребляется при желании обратить внимание на что-л., подчеркнуть что-л.’, которое в значительной мере соотносится со значениями частицы вишь в том же словаре: ‘употребляется для привлечения внимания к чему-л., указания на что-л.’, ‘употребляется для выражения удивления, неудовольствия и т.п. (в сочетании со словами: «как», «какой», «сколько»)’ [23, с. 30]. Дифференциация вводных слов и частиц является актуальной проблемой: как отмечено в «Русской корпусной грамматике», вводные слова рассматриваются как синтаксический класс, примыкающий к частям речи [24, с. 32], а в РГ-80 [25, с. 229] отмечено, что, «вводные слова <…> объединяются специфической и единственной для них функцией, противопоставляющей их всем другим классам слов и сближающей их с модальными частицами: они всегда так или иначе характеризуют сообщаемое с позиций говорящего, выражают отношение говорящего к сообщаемому».

Этимологические словари также возводят вишь к видеть. М. Фасмер отмечает, что, согласно мнению А.И. Соболевского и Н.Н. Дурново, вишь является старой формой 2 лица единственного числа повелительного наклонения вижь (старославянский аналог – виждь). По мнению самого М. Фасмера, вишь – фонетическое сокращение от видишь [9]. Аналогичная позиция отображена в «Толковом словаре русского языка» под редакцией Д.Н. Ушакова [26]: «Вишь, частица (сокращение слова видишь, происшедшее в устной речи) (простореч., обл.)», а также в «Русском этимологическом словаре» А.Е. Аникина [27, с. 287]: «аллегроформа из видишь 2 ед. през. к видеть. <…> Менее вероятно, что речь идет об отражении формы типа др.-рус. вижь 2 ед. импер. того же видеть».

В ряде случаев глагольное значение презенса видишь проявляется в вишь, в особенности при употреблении глагольной формы и частицы в пределах одного дискурсивного высказывания:

(1) «Время ненадежно: ветер слегка подымается; – Вишь, как он сметает порошу». – Что ж за беда! «А видишь там что?» (Ямщик указал кнутом на восток.) – Я ничего не вижу, кроме белой степи да ясного неба [А.С. Пушкин. Капитанская дочка (1836)] ².

(2) – Одна, вишь, четверть лошади приходится, изволите видеть, на каждую какую-то там квадратную, что ли, душу [Г.И. Успенский. Живые цифры (1888)].

(3) – Не лазяй, говорят, – проговорил Ергушов, подсыпая порох на полку ружья. – Вишь, не шелохнется, уж я вижу. До утра недалече, дай с кордона прибегут [Л.Н. Толстой. Казаки (1863)].

(4) – Какой Норич! Болван!.. Любопытно, вишь, мне знать, видел ли ты Норича! Что я его не видал, что ли, никогда! [Е.А. Салиас. Кудесник (1885)] ³.

Пример (1) иллюстрирует взаимозаменяемость вишь и видишь в вопросительных конструкциях: фразы вишь (= видишь), как он сметает порошу и видишь (= вишь) там что одинаково естественны в обоих вариантах. В этом контексте функционирование и значение вишь практически совпадает с глагольным употреблением в значении зрительного восприятия и может являться отражением фонетической синкопы, характерной для разговорной речи и использующейся в художественном тексте для стилизации речи ямщика.

Пример (2) демонстрирует бо́льшую свободу от глагольного значения, которая выражается в формировании вводного словосочетания из глагольной формы видеть с модальным императивным изволите, и выполнение частицей вишь, соответственно, функции акцентирования внимания адресата речи на расчетах, важных для говорящего.

В примерах (3) и (4) параллелизм частицы и глагола нивелирован именно прямым значением глагола: я вижу – подтверждение достоверности высказанного ранее через восприятие зрением, видел ли ты – косвенный вопрос, целью которого также является верификация, а не видал что ли никогда – языковая игра, основанная на уточнении временных рамок действия по глаголу видеть. Частица же в этих контекстах выполняет именно дискурсивную функцию установления доверительности в примере (3) и причинности в примере (4), хотя и допускает замену на глагольные формы видишь и видишь ли.

При этом во всех контекстах, кроме (4), также стабильно проявляется семантика императивности. Повелительное наклонение «одновременно выражает желание говорящего, чтобы некоторое действие было совершено (не совершено) и является попыткой заставить адресата реализовать это желание» [29, с. 498]; кроме того, в исследовании В.С. Храковского [30, с. 21–22] выделяется группа парадигм императива, словоформы которой «выражают прямое побуждение, которое адресуется одновременно слушающему / слушающим и самому говорящему. <…> Тенденция к грамматикализации наиболее отчетлива у конъюнкций группы <…>, в которых исполнителем совокупно выступают оба участника речевого акта». Это напрямую согласуется с функцией вишь – говорящий выражает свое желание обратить внимание собеседника на субъективно важную для него информацию, и это иногда подкрепляется повторением императива в другой форме, как в примере (2). Перечисленное позволяет предположить, что производящей основой для вишь в таком употреблении является именно древнерусская императивная форма вижь. То же мнение выражено в работе В.Б. Крысько: «Основные изменения в парадигме и функционировании повелительного наклонения: <…> 8) Отмирание особых форм V класса, иногда заменяемых регулярными формами однокоренных глаголов <…> … форма вижь превратилась в частицу вишь букв. ‘смотри’» [31, с. 297–298]. Эта точка зрения подтверждается также соответствиями в других славянских языках (по данным Параллельного корпуса НКРЯ):

(5) белорусский:

а. – Бач, асмялелі без нас… Кружаць вакол плыта.

б. – Вишь, осмелели без нас. Кружат возле плота.

[Павел Місько. Грот афаліны (1980–1982) | Павел Мисько. Грот афалины (А. Чеснокова, 1988)].

(6) болгарский:

а. Ребята говорят, так и катился – со спины на брюхо, с брюха на спину: ползти-то ему по снегу, вишь, не под силу было, – вот он какой!

б. Децата казват, така се търкалял – от гръб на корем, от корем на гръб, не е имал сила да пълзи по снега човека, виж го какъв е!

[Борис Полевой. Повесть о настоящем человеке (1946) | Борис Полевой. Повест за истинския човек (Кирила Георгиева, 1980)].

(7) болгарский:

а. Федя отвел глаза. – Вишь как… Не расспрашивает, понимает, о каком медведе идет речь.

б. Федя извърна очи. – Глейти… Не разпитва, разбра за каква мечка става дума.

[Анатолий Рыбаков. Дети Арбата (1966–1983) | Анатолий Рибаков. Децата на Арбат (Здравка Петрова, 1988)].

В белорусском языке форма бач, как и в русском, грамматикализована, и определяется как производная от бачыць ‘видеть’ [32], совпадая при этом с формой повелительного наклонения; в болгарском языке обнаружены два соответствия: виж и синонимичное глей (‘гляди’), также являющиеся императивными формами.

Таким образом, для контекстов функционирования частицы вишь как акцентного маркера возможно предположить, что диахронным источником является императивная форма глагола видеть, а возможность контекстуальной замены на презенс 2 л. ед. ч. видишь обусловлена сближением формы вишь с естественными для разговорной речи фонетически измененными формами (это явление описано в [33, с. 45]), что ставит вопрос о двойной мотивации в отношении использования этой частицы на разных исторических этапах.

В ряде случаев (в сочетании с вопросительными словами куда, каков, как, сколько) вишь выполняет роль главной клаузы в предложениях, а следовательно, функционирует одновременно как глагол (управляя придаточной частью) и как частица (выступая как триггер презумпции предложения):

(8) – Вишь, вишь, куда метит, вишь, каков? у! у! а! [И.С. Тургенев. Контора (1847)].

(9) – А ты почаще приходи сюда. Бабушка-то Паруша, вишь, как тебя привечает [Ф.В. Гладков. Повесть о детстве (1948)].

(10) Вот я тебе, вишь, сколько хлеба-то оставлю; вишь, не жалею! – присовокупил он, высыпая из мешка почти все свои корки [Д.В. Григорович. Переселенцы (1855–1856)].

Контексты, в которых вишь равняется по значению вводному сочетанию видите ли (как в примере (4)), в значительно меньшей степени проявляют императивное глагольное значение:

(11) Царю не зазорно, а тебе, вишь, зазорно! [Михаил Успенский. Там, где нас нет (1995)].

(12) А меня, вишь, давным-давно в покойники записали они: где, дескать, жить ему, давно убит, чай, где-нибудь, – за помин души отслужили, да и дело в шапке [В.И. Даль. Бедовик (1839)].

(13) – «Да, голубушка, я лакей.» – Какой-то, вишь, ендаралъ пріѣхалъ къ нашему барину, и весь въ звѣздахъ; посмотрѣла-бы я на него, что это за ендаралы такіе [Д.Н. Бегичев. Семейство Холмских. Части 5 и 6 (1832–1841)].

Вишь здесь используется как маркер негативной или иронической оценки при противопоставлении (см. пример (11)) и упоминании третьих лиц (см. примеры (12), (13)). Вишь функционирует как частица ввиду десемантизации глагольности и сохранения модальности и интерактивности восприятия важных для говорящего ситуаций, однако сохраняет первичное императивное значение производящей основы.

В электронной пополняемой версии словаря «Прагматические маркеры русской повседневной речи» [34] по отношению к синонимичному видите ли функции сформулированы похожим образом: «Отдельного внимания заслуживают также формы видишь/те ли <…>: говорящий считает то, что он говорит, важным и таким образом обращает на это внимание собеседника. Интересно, что в таких употреблениях видишь/те ли является довольно нейтральным, в функции же маркера-ксенопоказателя, которую также можно усмотреть в подобных контекстах, эта форма приобретает экспрессивно-оценочную коннотацию».

Фонетически сближается с вишь частица ишь. Лексикографические данные о ней в исторических словарях отсутствуют, а современные словари фиксируют значения, близкие к значениям частицы вишь, прямо к ней отсылая (см., например, [15, с. 400]); при этом ишь может употребляться в тех же синтаксических структурах, что и вишь:

(14) «Ишь куда ползет!» Здесь он опять хлыснул его кнутом, примолвив: «У, варвар!» [Н.В. Гоголь. Мертвые души (1842)].

(15) Ишь, какие резвые молодцы! Ишь, как приловчились! Да как они смели, молокососы! [А.И. Красницкий. Трон и любовь (1910)].

(16) – Позвольте узнать, что это за потемкинские деревни? – Его не Потемкин фамилия, а Тимохин, – хмуро ответил немолодой рабочий. – А что? Ему тоже приказали. Он себе не хозяин. Ишь чудят. По всей Москве нынче такую карусель строят. [И. Грекова. Первый налет (1960)].

Ишь чаще, чем вишь, употребляется в современных текстах, что иллюстрируется сравнительным графиком частотности употреблений этих двух частиц (по Панхроническому корпусу), см. Рис. 1.

 

Рис. 1. График частоты употребления ишь (запрос 1) и вишь (запрос 2) по НКРЯ

 

В работе И.Б. Левонтиной [35] для частицы ишь выделяются значения: ‘о людях, их деятельности и результатах’, ‘избыток чего-л.’, ‘немедленная реакция на что-л. неожиданное’. Как показывают примеры, ишь в ряде контекстов не демонстрирует взаимозаменяемость с вишь и имеет несколько иное семантическое наполнение:

(17) – Дядя он мне. – Дядя? – человек с усами удивленно скосил глаза. – Ну, ну… Ишь какой у тебя дядя-то. – А что? – Шибко монету гонит. Коммерсант с рынка [С.С. Заяицкий. Шестьдесят братьев (1927)].

(18) Матвей услышал, как она ласково говорила Маришке: – Вишь, какой у тебя тятяшка хороший. Пошел вот в лес и птиц набил [Г.М. Марков. Строговы. Кн. 2 (1936–1948)].

Конструкции примеров (17) и (18) при детальном рассмотрении обнаруживают значительные отличия: у этих высказываний разный просодический контур – в случае с вишь естественна нисходящая интонация, а для ишь – восходящая; кроме того, ишь используется для описания человека, причем описания неоднозначного, с оттенком неодобрения, в то время как вишь является именно индикатором акцентирования внимания.

Ввиду вышесказанного возможно предположить, что процесс перехода глагольной формы в частицу вишь протекал в двух вариантах – с утратой глагольного значения (которое проявляется в контекстах описания, прежде всего негативного, признака ситуации или объекта речи) и с его сохранением (при явном желании говорящего обратить внимание собеседника на что-либо, а также при усилении интенсивности последующей информации в препозиции перед вопросительными словами). При этом в результате фонетического развития сформировалась частица ишь, в современном языке являющаяся более частотной по сравнению свишь.

3. Глядеть и глядь, глянь, гля, ля

Глядеть в современных толковых словарях определяется набором следующих значений: ‘направлять взор на кого-л.’, ‘иметь какую-л. точку зрения на что-л.’, ‘наблюдать, заботясь о ком-, чем-л.’, ‘внимательно смотреть на кого-, что-л.’, ‘быть направленным в какую-л. сторону’, ‘виднеться’, ‘напоминать кого-л.’ [22, с. 528].

Словообразовательный словарь А.Н. Тихонова [16, с. 124] дает 49 производных от этого глагола слов, без учета частиц. Между тем, на современном этапе развития языка именно этот глагол является одной из наиболее продуктивных для партикуляции основ – от него образуются частицы глянь, гля (и амплификат гля-гля), ля и глядь.

Глянь в современном русском языке занимает промежуточное положение между глаголом и собственно частицей. Этому способствует сохранение в глагольной парадигме современного русского языка омонимичной формы повелительного наклонения (в отличие от вижь, послужившей основой для вишь и являющейся древнерусской формой, не употребляющейся на современном этапе в первичном глагольном значении):

(19) – Глянь, – говорит, – на это дерево! Я поглядел, – дерево как дерево, – ничего особенного нет. Говорю ему: – Я ничего не вижу [Н.С. Лесков. Темняк (1880–1890)].

При этом в части контекстов трудно однозначно дифференцировать глагольное императивное и партикульное употребление:

(20) На забор прыгала, здоровущая, а забор-то у нас большой-большаинский… Глянь какой! [С.Н. Сергеев-Ценский. Бабаев (1906–1907)].

В примере (20) указание на невербальный жест подчеркивает прямое значение зрительного восприятия, а следовательно, и глагольную семантику лексемы глянь, однако эмоциональность контекста, выраженная повторяющейся описательной конструкцией и усилительным словом какой, сближает рассматриваемую лексему с частицами – говорящий обращает внимание собеседника на что-либо, желая разделить с ним положительную оценку.

То же справедливо и для контекстов с повтором формы в сочетании с частицей -ко (встречаются также формы с -ка, -кось, -кась):

(21) Худощавая лошадь директора гимназии, скромно питаемая пансионским овсом, вдруг почему-то вздумала молодцевато порыть землю ногою и тем ужасно рассмешила длинновязого дуралея, асессорского кучера. – Глянь-ко, глянь, как лапы выкидывает!.. Штукарка же она, паря, у тебя! ― сказал он директорскому кучеру [А.Ф. Писемский. Тысяча душ (1858)].

(22) – Глянь-ка, малый, да ты левое ухо отморозил [Вл.А. Гиляровский. Мои скитания (1927)].

Для рассматриваемой единицы сочетание с -ко и другими вариантами этой частицы является характерным: из 1236 вхождений в Панхроническом корпусе 295 – составные, причем количество употреблений снижается с середины ХХ в. (периоды обозначены в соответствии с 50 текстами выдачи поискового запроса, см. рис. 2).

 

Рис. 2. График частоты употребления формы глянь в сочетании с -ко (-ка, -кось, -кась) в сравнении с общим количеством употреблений

 

График показывает, что количество употреблений с -ко (-ка, -кось, -кась) постепенно снижается, что может быть связано с семантической нагрузкой добавочного компонента. И.Б. Левонтина отмечает, что «если высказывание само по себе является побудительным, то введение -ка, за счет элемента смысла ‘говорящий хочет…’, усиливает побудительный смысл [36, с. 136].

В противоположность этому процессу увеличивается количество фразеологизированных употреблений наречие + ни глянь (куда ни глянь, как ни глянь), в которых нивелируется побудительность. Кроме того, глянь в этих сочетаниях является полностью грамматикализованной, неизменяемой формой (контексты вроде *куда ни глянь-ка вряд ли возможны).

Интересно, что в оценочных описательных контекстах глянь употребляется в тех же конструкциях, что и вишь (в препозиции перед существительным с определением или без него), но, в отличие от вишь, маркирует позитивную оценку высказываний:

(23) Откуда берется у нее все это? И светскость, и остроумие, и кокетство! Вот оно, что значит кровь! Думаешь, нигилистка, нигилистка, а тут, глянь, – светская барышня! [С.В. Ковалевская. Нигилистка (1884)].

Встречаются также контексты с обеими лексемами:

(24) А он-то кормилец наш… Глянь на него: вишь тихий какой? Нешто кулаки такие? [Булат Окуджава. Упраздненный театр (1989–1993)].

(25) – Что ты на нас, касатик? разве мы? – бойко возразили две бабы, торопливо сбрасывая платки, – вишь вон энта-то… глянь-кась, вишь что навертела! [Д.В. Григорович. Переселенцы (1855–1856)].

Пример (24) отличается от ранее представленных наличием дополнения на него, что может указывать на функционирование формы глянь в этом контексте в качестве глагола; однако как было описано выше по отношению к вишь, дискурсивно продуктивные формы, находящиеся на промежуточном этапе партикуляции, могут брать на себя роль управления; особенностью формы глянь является возможность управления предложно-падежными формами. Если в примере (24) нельзя отрицать явную глагольность глянь, то в следующих примерах она значительно десемантизирована:

(26) Да ничего. Надо поосторожнее теперь. Ты иди глянь на этого бухгалтера! Глянь! Нож воткнёт и не задумается! Бухгалтер! [Василий Шукшин. Калина красная, к/ф (1973)].

(27) – Тоже не подходит, – не сдержался Векшин, – камердинер тот же лакей, ему ливрея положена, а ты глянь на себя, ровно пугало в баретках на босу ногу [Л.М. Леонов. Вор. Части 1–2 (1927, 1959)].

(28) – Нет, ты только глянь на эту неряху [Владимир Маканин. Андеграунд, или герой нашего времени (1996–1997)].

(29) Гляньте на него – историю изучал! – дразнил и неистовствовал Нестор [Юрий Казаков. Нестор и Кир (1961)].

Иллюстративный материал показывает, что глянь может употребляться с обозначением собеседника (27), третьего лица, в том числе и в пренебрежительной речи (28), с усилителем побудительности в виде глагола движения иди (26) и в форме множественного числа для обозначения некоторого множества лиц, чье внимание привлекается к какому-либо объекту (29), причем подобная ограниченная изменяемость свидетельствует о незавершившейся партикуляции лексемы глянь. В примерах (26)–(29) конструкция с глянь(-те) функционирует как обозначение резко негативной оценки ‘обрати(-те) внимание на то, какими очевидно отрицательными качествами обладает объект речи’.

Переводные эквиваленты глянь в белорусском и болгарском языках передаются формами повелительного наклонения и будущего времени:

(30) белорусский:

а. – Глядзі, каго мы прывезлі, – прагучала над самым вухам, і Якаў з вялікай напругаю адкрыў вочы.

б. – Глянь, кого мы привезли, – прозвучало над самым ухом, и Яков с огромным усилием открыл глаза.

[Леанід Дайнека. Меч князя Вячкі (1987) | Леонид Дайнеко. Меч князя Вячки (Г. Шарангович, Г. Попов, 1990)].

(31) болгарский:

а. Днес си стъпил тук на твърдо, а като идеш утре и погледнеш – на същото място гьол!

б. Сегодня ты здесь посуху ступал, а наутро глянь – трясина!

[Андрей Гуляшки. История с кучета (1984) | Андрей Гуляшки. История с собаками (С. Драгомирецкий, 1984)].

(32) болгарский:

а. А вон и дедя с Федькой, глянь!

б. А ето го и дядо с Федка, гледай!

[Борис Полевой. Повесть о настоящем человеке (1946) | Борис Полевой. Повест за истинския човек (Кирила Георгиева, 1980)].

Таким образом, лексема глянь в современном русском языке находится в промежуточном положении между глаголом и частицей, в дискурсивном употреблении функционирует для привлечения внимания лица или группы лиц, к которым обращена речь, с целью побуждения к той же оценке объекта или ситуации, которую предлагает говорящий.

Другое образование от глагольной основы глядеть – лексема глядь, зафиксированная в части словарей ([15]; [21] и [26]) как междометие, а в словарях С.И. Ожегова [37] и Т.Ф. Ефремовой [38] – как частица; к ней в «Большом толковом словаре русского языка» [21] приравнена частица гляди, являющаяся, по всей видимости, более ранней формой в словообразовательном плане.

Проблема различения частиц и междометий актуальна в современном лингвистическом дискурсе: «Эмоционально-экспрессивные частицы, выражающие различные эмоциональные характеристики: угрозу, удивление, недовольство, досаду, иронию, насмешку (“вишь”, “ж”, “ишь”, “просто”, “прямо”) некоторые исследователи относят к междометиям как слова, обслуживающие сферу эмоций <…> В.В. Виноградов отнес к классу междометий неизменяемые слова, произведенные от однократных глаголов и выражающих краткое и внезапное действие (напр., “глядь”, “шасть”, “прыг”, “толк”); такие слова иногда называют глагольными междометиями или междометными глаголами» [39, с. 839, 337].

В [40, с. 18] содержится словарная статья о составной частице ан глядь со значением ‘служит для выражения резкого, иногда неожиданного противопоставления содержания одной части высказывания содержанию другой’. Сформулированное значение позволяет рассматривать эту единицу (как представляется, и в простой форме глядь) в рамках категории миративности. В работе В.С. Храковского [41, с. 619] приводится определение миративности (или адмиративности) как категории, которая «характеризует информацию, получаемую говорящим (из какого-либо источника или с помощью анализа некоторых наблюдаемых фактов, или с помощью собственного умозаключения, или путем непосредственного наблюдения), как соответствующую его картине мира или как несоответствующую»; в работе В.А. Плунгяна [42, с. 374–375] содержится указание на то, что миративное значение является модальным, так как связано с особым видом суждения.

Именно модальная составляющая рассматриваемой единицы, на наш взгляд, является главным аргументом для отнесения ее к частицам, так как прагматическая эпистемическая надстройка в значении лексемы глядь в большей степени указывает на состояние говорящего и его восприятие некой ситуации, чем на выражение эмоции удивления в чистом виде.

Наиболее типичными являются контексты употребления глядь в структуре «ситуация 1, глядь – неожиданная ситуация 2»:

(33) Я сбирался уж выбить окно… глядь! слава богу, проснулись. [М.Н. Загоскин. Рославлев, или Русские в 1812 году (1830)].

(34) Как заглянул он в одну комнату – нет; в другую – нет; в третью – еще нет; в четвертой даже нет; да в пятой уже, глядь – сидит сама, в золотой короне, всерой новехонькой свитке, в красных сапогах и золотые галушки ест. [Н.В. Гоголь. Пропавшая грамота (1831–1832)].

Встречаются контексты (преимущественно диалектные), в которых форма глядь употреблена в значении рассмотренных ранее глянь и вишь:

(35) Глядь-ка сюда, боярин, видишь – чернеется вдали? [М.Н. Загоскин. Юрий Милославский, или русские в 1612 году (1829)].

(36) Прожила во восемьдесят лет пролепотала глядь сколько. [Рассказ Родиной о потере слуха (Калужская область, 1988)].

(37) Медведя и то/ говорю/ выламывають/ я в Москве видела/ глядь/ как выламывають! [О жизни (Деулино, Рязанский район, Рязанская область, 1961)].

Так как лексема глядь имеет значение неожиданности, она может сочетаться с «блуждающей» частицей -то, привносящей в контекст значение невыгодной для объекта речи ситуации, которую, ввиду определенных факторов, возможно было бы предусмотреть, но которая стала очевидной в неудобный момент:

(38) Начисто штаб перебили! Я отстрелялся, в окно и огородами в поселок, к учителю Барабанчикову, давай, говорю, документы! А он, в панике, взял да не те документы мне и сунул! Приползаю сюда, в монастырь, глядь, документы-то бабьи, женины, – мадам Барабанчикова, и удостоверение – беременная! [М.А. Булгаков. Бег (1937)].

(39) Эта весть о взыскании подушных сильно озаботила его. Первому указу он не придал значения. Ан глядь, срок-то и подошел. Еще бы! [Ф.Е. Зарин-Несвицкий. Тайна поповского сына (1913)].

Показателем большей грамматикализованности, по сравнению с глянь, является также неизменяемость формы числа при согласовании с актантом во множественном числе:

(40) Мы глядь туда, сюда! где Федька Хомяк? [М.Н. Загоскин. Юрий Милославский, или русские в 1612 году (1829)].

(41) А на следующий день ведьма вышла из своей избы, мы глядь – а у нее рука замотана тряпкой. [Владимир Дудинцев. Белые одежды / Первая часть (1987)].

В других славянских языках глядь, в отличие от рассмотренных ранее лексем, передается широким арсеналом синонимичных разнокоренных форм глаголов зрительного восприятия:

(42) белорусский:

а. А ты і праўда з баярскага роду. Бач, якая апратка багатая на табе.

б. А ты и правда боярского рода. Глядь, какая богатая одежка на тебе.

[Леанід Дайнека. След ваўкалака (1988) | Леонид Дайнеко. Тропой чародея (Г. Шарангович, Г. Попов, 1990)].

(43) белорусский:

а. Тады я зірк – божа мой, трэба было і мне з мамай ісці!

б. Тогда я глядь – боже мой, надо было и мне с мамой идти!

[Алесь Адамовіч, Янка Брыль, Уладзімір Калеснік. Я з вогненнай вёскі... (1975) | Алесь Адамович, Янка Брыль, Владимир Колесник. Я из огненной деревни... (Д. Ковалев, 1977)].

(44) болгарский:

а. Чуть отвлечешься, глядь – стула нет.

б. Малко да се разсееш и току виж – столът го няма.

[А.Н. Стругацкий, Б.Н. Стругацкий. Парень из преисподней (1974) | Аркадий Стругацки, Борис Стругацки. Човекът от преизподнята (Маргарита Златарова, 1997)].

(45) болгарский:

а. А сегодня стал проверять кассу, глядь, а вместо денег – резаная бумага.

б. А днес, като седнах да проверя касата, гледам – вместо пари нарязани хартийки.

[Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита (1929–1940) | Михаил Булгаков. Майстора и Маргарита (Лиляна Минкова, 1989)].

Перечисленные иноязычные примеры являются иллюстрацией универсальности семантики глаголов зрительного восприятия и их взаимозаменяемости в контекстах, интенционально обусловленных привлечением чьего-либо внимания.

В русском языке производные от таких глаголов формы объединены общим акцентным значением, но выбор конкретной языковой единицы обусловлен методами, которыми это внимание будет достигнуто: усиление через дополнительную информацию (для вишь), общность эмоциональной сферы (для глянь), неожиданное противопоставление (для глядь).

Частица гляди, помимо характерного и для глядь значения неожиданного эффекта, употребляется в значениях ‘весьма вероятно’, ‘как оказывается’, а междометие – как возглас для выражения предостережения [43]. Примечательно, что для гляди наиболее характерно именно значение предугадывания, обращения к предполагаемому будущему – то есть, в отличие от других частиц этой группы, акцентирование внимания второго участника коммуникации не на окружающем мире, а на абстрактной временной шкале. Эта лексема используется в контекстах ожидаемого ненаступившего результата, в противоположность значению внезапности, неожиданности в глядь:

(46) Вот я посмотрю недельку время, да к штурвалу его поставлю… А там, гляди, лоцманом будет… [Максим Горький. Фома Гордеев (1899)].

(47) Отчетливее стали видны льдины на море, между ними сновали, гоняясь за моржами, вельботы. – Пошли, ребята, – поднимаясь, сказал Рычып. – А то, гляди, и поесть нам ничего не оставят. [Юрий Рытхэу. Время таяния снегов (1967)].

(48) Гляди, дадут вам конец. Расшеперились, а сами на смерть лезете. [Л.Н. Сейфуллина. Виринея (1924)].

Результат транспозиции императивной формы в данном случае отличается от других рассматриваемых в этой статье частиц, так как в ряде контекстов (как в (46)–(48)) практически утрачивается значение побудительности.

Частицы, образованные от глаголов зрительного восприятия, получают дальнейшее развитие в фонетическом упрощении. Так, для частицы глянь характерно также употребление в редуцированной форме гля:

(46) Солнце, гля-кось, куда влезло, почти в обеды. [М.А. Шолохов. Путь-дороженька (1925)].

(47) До собрания всегда за час околачиваются рязанские писатели, дома-то делать нечего, – а тут, гля, пустая комната. [А.И. Солженицын. Бодался теленок с дубом (1967–1974)].

Характерная для разговорной устной речи краткость обусловила развитие амплифицированной формы:

(48) – Гля, гля, пошел!.. Серый, как выточенный из самородного камня, стоял зверь, палкой вытянув хвост. [М.А. Шолохов. Тихий Дон. Книга первая (1928–1940)].

В НКРЯ содержится только один пример (48) подобного употребления, но в современной художественной прозе, заметках в СМИ и социальных сетях эта частица активно используется:

(49) Она услышала за спиной: «Гля-гля, за углом – с пустой головой идет!» [44].

(50) Но вот начинал светиться экран, и все замирали, словно впервые увидев чудо. Лишь изредка пронесется шепот: «Гля, гля, Москва!.. Надо ж – тысяча верст и как будто вот она...» [45].

(51) Это невероятное чувство, когда ты видишь хорошо. Я ещё месяц всех донимал фразами – гля, гля вон номер на машине вижу [46].

Во всех приведенных примерах форма с повтором усиливает намерение говорящего привлечь внимание собеседника в сопровождении с эмоциональной оценкой, следовательно, повторяет значение частицы глянь, и в примерах (48) и (50) может быть заменена амплификатом ее полной формы (например, глянь, глянь, Москва! или глянь-ка, глянь, Москва!). При этом в других примерах такая замена не представляется возможной без искажения смысла: в (49) основной функцией частицы является не акцентирование чьего-либо внимания, а передача пренебрежительной оценки самим говорящим; факт зрительного восприятия здесь находится на периферии, так как устанавливается через сравнение внешнего вида объекта речи (отсутствие головного убора) с общепринятыми, по мнению говорящего, нормами. В контексте (51) частица по значению сближается с глядь, так как передает усиленное удивление, но без называния ситуации, предшествующей неожиданному результату.

В социальных сетях и сленговой речи в последние 3–4 года возникла вторично редуцированная частица ля, являющаяся сокращением от глянь (через гля) и ставшая широко употребительной в составе интернет-мема «Ля ты крыса», который обозначает хитрого человека, ищущего личную выгоду путем обмана. Специфика интернет-коммуникации и функционирования «новой фразеологии» обусловливает минимальное контекстуальное окружение: общедоступные тексты, как правило, состоят из комментариев, которые являются реакцией на исходный текст, а потому зачастую ограничиваются устойчивой конструкцией, которая, как предполагается, является известной для всего круга адресатов:

(52) ля ты крыса [Rozetked Discuss. Telegram (11.01.2021)].

Скорость трансформации фразеологизмов в интернет-коммуникации обусловила следующие ветви преобразования первичной конструкции (далее в виде цитаты приводятся примеры из подкорпуса «Социальные сети» НКРЯ, орфография сохранена; остальные речения существуют как текстовая составляющая графического материала):

ля + местоимение-существительное + зооним (ля ты кот, ля ты лиса);

ля + местоимение-существительное + существительное с семантикой оценки:

(53) ля ты молодец [Чат для художников. Telegram (15.07.2021)].

(54) Ля вы интелктуалы [Чат для художников. Telegram (30.07.2021)].

ля + местоимение-прилагательное + существительное:

(55) ля какое ретро [Чат для художников. Telegram (29.05.2021)].

(56) Ля какой молодец! Постарался, поскринил мне картинки экрана. [RozetkedDiscuss. Telegram (24.01.2022)].

ля + местоимение-прилагательное + прилагательное (ля какой красивый).

На данном этапе сформулировать функциональные особенности частицы ля возможно следующим образом: употребляется при сравнительной оценке (в сочетании с зоонимом); при усилении коннотативного содержания высказывания с оттенком удивления; при выражении говорящим собственных ассоциаций по отношению к чему-либо.

4. Выводы

Семантика глаголов зрительного восприятия обусловливает высокую продуктивность формирования слов с дискурсивной нагрузкой – частиц. Так, производными от глаголов видеть и глядеть в современном русском языке являются частицы:

видеть – вишь – ишь

глядеть – глянуть – глянь – гля – ля

гляди – глядь – гля-гля

Такие образования в современном языке находятся преимущественно на периферии частеречной системы, так как в большинстве употреблений сохраняют признаки глагольности, выполняя при этом модальные, прагматические и дискурсивные функции, характерные для частиц. Использование императивных форм для передачи указанного смысла характерно и для других славянских языков (в частности, белорусского и болгарского).

Корпусный материал показывает общую тенденцию к образованию частиц со значением ‘употребляется для обращения внимания на что-л.’ от форм повелительного наклонения глаголов зрительного восприятия с дальнейшей фонетической редукцией этих форм, причем этот процесс актуален как в диахронном, так и в синхронном срезе.

Примечательно, что такие частицы, помимо основного значения привлечения внимания, маркируют общность восприятия между говорящим и слушающим конкретного объекта или ситуации, причем эта интенция исходит от говорящего, в результате чего и возникает потребность в привлечении внимания. Следовательно, детерминантой семантического сдвига, служащего основой для перехода глагольной формы в частицу, является не собственно перцептивное значение, а потребность говорящего в интерактивности коммуникации.

 

¹ Здесь приводятся только наиболее продуктивные для формирования частиц глаголы, вне аспектуальных пар, так как для глаголов восприятия характерно общефактическое результативное значение ([14, с. 118]), имплицитно предполагающее наличие результата.

² Все примеры, кроме специально оговоренных случаев, взяты из Национального корпуса русского языка [28].

³ Наиболее активно частица вишь употреблялась с 30-х годов XIX в. по 40-е годы XX в. (представленные примеры иллюстрируют этот период), а затем частота постепенно снижалась; в современных текстах вишь используется преимущественно как средство стилизации народной речи.

Об авторах

А. С. Глаголева

Институт русского языка им. В.В. Виноградова РАН

Автор, ответственный за переписку.
Email: glagoleva.anastasiia@mail.ru

Младший научный сотрудник

Россия, 119019, Москва, ул. Волхонка, д. 18/2

Список литературы