Динамика соотношений пролактина и гормонов гипоталамо-гипофизарно-тиреоидной оси у пациентов с шизофренией
- Авторы: Горобец Л.Н.1, Литвинов А.В.1, Буланов В.С.1
-
Учреждения:
- Московский НИИ психиатрии – филиал ФГБУ “НМИЦПН им. В. П. Сербского” Минздрава России
- Выпуск: Том 41, № 1 (2024)
- Страницы: 29-36
- Раздел: Клиническая нейрохимия
- URL: https://bakhtiniada.ru/1027-8133/article/view/259333
- DOI: https://doi.org/10.31857/S1027813324010048
- EDN: https://elibrary.ru/GZFUNE
- ID: 259333
Цитировать
Полный текст
Аннотация
У 70 обследованных пациентов – 34 с первым психотическим эпизодом (ППЭ) и 36 с хронической шизофренией (ХШ) – проведено динамическое исследование показателей пролактина (ПРЛ), тиреотропного гормона (ТТГ) и тироксина (Т4) свободного в процессе терапии оланзапином. Было показано, что у 52.9% пациентов с ППЭ отмечалась фоновая гиперпролактинемия (ГП) со средними значениями 971.1 ± 420 мМЕ/л, а в группе с ХШ – у 50% пациентов (средние значения пролактина – 1131 ± 845.4 мМЕ/л). У 11.8% пациентов с ППЭ и у 16.6% пациентов с ХШ уровень Т4 св. был ниже нормативных значений (средние значения: 7.5 ± 0.3 пмоль/л и 8.0 ± 0.8 пмоль/л соответственно). Показатели ТТГ у пациентов с ППЭ находились в пределах референсных значений. Повышенные фоновые уровни ТТГ у пациентов с ХШ отмечались в 11.1% случаев (4.8 ± 0.7 мкМЕ/мл). К 6–8 неделе отмечено повышение средних показателей ПРЛ у всех пациентов. Колебания уровней тиреоидных гормонов к концу терапии были незначительными. Выделены четыре варианта динамических изменений ПРЛ и гормонов ГГТ-оси у пациентов в процессе терапии оланзапином. Обсуждаются вопросы взаимосвязи ПРЛ и гормонов тиреоидной оси. Полученные данные диктуют необходимость исследования особенностей соотношения уровней указанных гормонов до начала антипсихотической терапии (АТ) в целях раннего выявления гипотиреоза и ГП, а также профилактики развития указанных гормональных дисфункций в процессе АТ и подтверждают необходимость оценки уровней ПРЛ и гормонов ГГТ-оси у пациентов с ППЭ и ХШ до начала назначения им АТ.
Ключевые слова
Полный текст
ВВЕДЕНИЕ
В отечественной и зарубежной литературе в последние годы не уменьшается повышенный интерес к биологическим, в частности гормональным, подходам в изучении проблемы шизофрении.
К настоящему времени установлено, что развитие клинико-психопатологической симптоматики (включающей позитивную и негативную), а также нейрокогнитивный дефицит у больных шизофренией связаны в основном с нарушениями функционирования дофаминергической и серотонинергической медиаторных систем [1, 2, 3]. Исходя из этого, применяемая антипсихотическая терапия (АТ) направлена на восстановление баланса указанных систем. Также известно, что регуляция в эндокринной системе, а именно, регуляция секреции тропных гормонов, в частности, пролактина (ПРЛ) и тиреотропного гормона (ТТГ) находится под моноаминергическим контролем, и наоборот [4, 5]. В этом контексте особое внимание уделяется исследованиям пациентов с первым психотическим эпизодом (ППЭ), ранее не получавших АТ, а также выявлению взаимоотношений между различными гормональными параметрами в процессе АТ указанного контингента больных [6–9]. К настоящему времени опубликованы данные гормональных исследований у больных с ППЭ в сравнении с хронической формой шизофрении (ХШ), касающиеся в основном таких гормональных показателей, как ПРЛ, гормоны гипоталамо-гипофизарно-гонадной (ГГГ) и гипоталамо-гипофизарно-адреналовой (ГГА) осей [10–18].
Вместе с тем следует признать, что остается открытым достаточно широкий круг вопросов, связанных с установлением взаимоотношений между ПРЛ и гормонами ГГТ-оси (ТТГ и тироксин – Т4 свободный) и особенностями их дисбаланса в указанных группах больных в процессе проведения АТ [19–23].
Интерес к проблеме этих взаимоотношений связан не в последнюю очередь с наличием физиологически обусловленной общностью регуляции секреции ПРЛ и ТТГ. Показано, что в большинстве случаев нейромедиаторы (дофамин и серотонин) регулируют секрецию ПРЛ и ТТГ на гипоталамическом уровне и на уровне туберинфундибулярной дофаминергической системы в ЦНС. Среди гипоталамических нейрогормонов, стимулирующих секрецию ПРЛ, выделяют тиреотропин-релизинг гормон (ТРГ), окситоцин и вазоактивный интестинальный полипептид (ВИП). Кроме того, мощным стимулятором секреции ПРЛ является и ТТГ [24]. Даже низкая доза ТРГ, способная стимулировать секрецию ТТГ, одновременно стимулирует и секрецию ПРЛ. Однако в большинстве физиологических ситуаций секреция ТТГ и ПРЛ контролируется независимо друг от друга – например, лактация не приводит к увеличению секреции ТТГ, а первичный гипотиреоз достаточно редко сопровождается избыточной продукцией ПРЛ. Ингибирующее влияние на секрецию ПРЛ, помимо основного ингибитора – дофамина, оказывают, в частности, и гормоны гипоталамо-гипофизарно-тиреоидной (ГГТ) оси [25].
Изучению секреции ПРЛ у больных с ППЭ посвящено незначительное число работ и до настоящего времени нет единого мнения, а также убедительных доказательств того, что исходные уровни ПРЛ анормальны у больных с ППЭ.
Так, например, по данным Aston J. et al. (2010), у 46% больных с ППЭ, ранее не получавших АТ, выявляется наличие гиперпролактинемии (ГП). Авторы предполагают, что ГП при шизофрении не обязательно связана с АТ. К настоящему времени установлено, что особенности секреции ПРЛ у больных с ППЭ обусловлены наличием дисбаланса между дофамином и серотонином в тубероинфундибулярной области ЦНС [8].
Следует отметить малочисленность исследований в отношении состояния ГГТ-оси и ПРЛ у больных с ППЭ, вместе с тем, интерес к проблеме ГП и дисбаланса гормонов ГГТ-оси у больных шизофренией находится на довольно значительном уровне, но вместе с тем остается большое количество спорных и неоднозначных мнений [26–30].
В этой связи представляется актуальным проведение динамического исследования показателей ПРЛ, ТТГ и Т4 св. и их взаимосвязи у больных с ППЭ в сравнении с больными с ХШ в целях изучения особенностей формирования ГП и дисбаланса тиреоидных гормонов при проведении АТ.
МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
Было обследовано 70 пациентов в возрасте от 18 до 53 лет (средний возраст 30.5 ± 9.2 лет), находившихся на стационарном лечении в клиниках МНИИП – филиала ФГБУ “НМИЦПН имени В. П. Сербского” Минздрава России и отделениях ГКП № 4 им. П. Б. Ганнушкина в 2018–2022 гг.
Общие критерии включения в исследование: возраст от 18 до 53 лет; наличие заболеваний шизофренического спектра в соответствии с критериями МКБ-10 (International Classifications of Diseases, Revision, Clinical Modification, ICD-10-CM); баллы по шкале PANSS > 60 [31]; терапия оланзапином; для пациентов с ХШ – wash-out-период в течение 7–10 дней перед назначением оланзапина в тех случаях, когда больные до начала исследования получали антипсихотическую терапию. Критерии исключения: органические заболевания ЦНС; эндокринные заболевания; тяжелые формы соматических и гинекологических заболеваний; беременность и лактация. Исследование одобрено ЛЭК МНИИП – филиала ФГБУ “НМИЦПН имени В. П. Сербского” Минздрава России по теме “Исследования метаболических и гормональных изменений у ранее не лечившихся больных шизофренией с впервые возникшими психотическими расстройствами (Протокол № 111/4 от 11 марта 2013 г.).
Основную группу составили 34 пациента с ППЭ (12 мужчин и 22 женщины), из них с диагнозом параноидная шизофрения F20.0 – 30 пациентов и шизоаффективное расстройство F 25.0 – 4 пациента. Средний возраст – 27.36 ± 1.24 лет; средняя длительность заболевания – 0.23 ± 0.08 лет. В качестве группы сравнения были обследованы 36 пациентов с ХШ (11 мужчин и 25 женщин), из них с диагнозом параноидная шизофрения F20.0 – 31 пациент и шизоаффективное расстройство F 25.0 – 5 пациентов. Средний возраст – 30.09 ± 1.25 лет, средняя длительность заболевания – 12.77 ± 0.6 лет.
Больные получали терапию оланзапином в дозе от 5 до 20 мг в сутки, инъекционно или в таблетированной форме (средняя суточная доза составляла 14.6 ± 6.6 мг). Исследуемые группы пациентов были сопоставимы по полу, возрасту и диагностическим категориям. Длительность заболевания пациентов с ХШ значимо (p = 0.00043) превышала таковую у пациентов с ППЭ. Редукция общего балла по шкале PANSS более чем на 25% к 6-й неделе терапии оланзапином давала возможность регистрировать положительный результат и расценивать данных пациентов как респондеров.
Дизайн исследования – открытое, сравнительное, проспективное, нерандомизированное. Исследование пациентов проводилось до назначения ПФТ (пациенты с ППЭ) или сразу после периода отмены до назначения оланзапина (пациенты с ХШ) и на 6–8 неделе терапии. Сравнительный анализ изучаемых параметров проводился как между группами, так и внутри групп с учетом динамических соотношений уровней ПРЛ, ТТГ и Т4 св. В данной работе изучение динамики уровней указанных гормонов проводилось без учета гендерных различий по уровням ПРЛ. Это допущение было возможным в связи с незначительной разницей показателей ПРЛ у мужчин и женщин. Описание клинико-психопатологических и эндокринных параметров исследованных пациентов приведены в нашей публикации [32].
Определение содержания гормонов ПРЛ, ТТГ и Т4 св. проводилось натощак в утренние часы в сыворотке крови иммуноферментным методом на фотометре вертикального сканирования MultiscanAgent (Labsystems, Финляндия) с использованием реактивов фирмы “АлкорБио”. Статистическая обработка результатов осуществлялась с использованием компьютерной статистической программы “Statistiсa” (версия 10.0) с вычислением средних значений (М) и ошибки среднего (±SE). Для сравнения показателей применялись непараметрические методы статистической оценки: для сравнения двух зависимых переменных – критерий Вилкоксона, анализ межгрупповых различий проводился с помощью теста Манна – Уитни. Для исследования взаимосвязи между переменными использовался ранговый коэффициент корреляции Спирмена (r). Различия считались значимыми при р < 0,05.
РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
Референсные значения гормонов составляли: ПРЛ – 50–700 мМЕ/л, ТТГ – 0,23–3,4 мкМЕ/мл, Т4 св. – 10–23,5 пмоль/л.
Средние фоновые значения уровней изучаемых гормонов у пациентов с ППЭ находились в нормативном диапазоне (ПРЛ – 615.6 ± 485.7 мМЕ/л; ТТГ – 2.7 ± 1.4 мкМе/мл; Т4 св. – 12.8 ± ± 8.1 нмоль/л), а у больных с ХШ только средние показатели ПРЛ незначительно превышали верхнюю границу нормы (ПРЛ – 853.1 ± 547.4 мМЕ/л; ТТГ – 2.3 ± 1.7 мкМе/мл; Т4 св. – 12.4 ± 8.5 нмоль/л).
Вместе с тем у 52.9% пациентов ППЭ отмечалась фоновая ГП (971.1 ± 420 мМЕ/л), а в группе с ХШ – у 50% пациентов (1131 ± 845.4 мМЕ/л).
У 11.8% пациентов основной группы и у 16.6% пациентов группы сравнения уровень Т4 св. был ниже нормативных значений (средние значения: 7.5 ± 0.3 и 8.0 ± 0.8 пмоль/л соответственно).
Показатели ТТГ у пациентов с ППЭ находились в пределах референсных значений. Повышенные фоновые уровни ТТГ у пациентов с ХШ отмечались в 11.1% случаев (4.8 ± 0.7 мкМЕ/мл).
К 6–8 неделе отмечено повышение средних показателей ПРЛ у пациентов как в основной группе, так и в группе сравнения. При этом у 58.8% пациентов с ППЭ средние значения гормона составили 1259.8 ± 460.3 мМЕ/л, а у 55.5% пациентов с хронической шизофренией – 1254.4 ± 340.4 мМЕ/л.
Динамика изменений средних значений уровня Т4 св. была сходной в обеих группах – незначительное снижение к 6–8 неделе. В основной группе у 29.4% пациентов и в группе сравнения – у 27.7% пациентов уровень гормона был ниже нормативных значений (8.7 ± 1.0 и 8.78 ± 1.2 пмоль/л соответственно).
Средние уровни ТТГ незначительно снижались и к 6–8 неделе у всех пациентов соответствовали нормативным значениям.
Значимых различий в средних показателях уровней изучаемых гормонов между основной группой и группой сравнения не выявлено, их можно было оценить на уровне тенденций. При проведении корреляционного анализа у больных с ППЭ была выявлена положительная корреляция между уровнями ТТГ и ПРЛ на 6–8 неделе терапии (r = 0.6; p = 0.0096). Аналогичная корреляция была выявлена у пациентов с ХШ (r = 0.6; p = 0.008).
Более детальный анализ динамики ПРЛ и гормонов ГГТ-оси позволил сформировать четыре подгруппы пациентов в каждой из исследованных групп, имеющих характерные особенности изменений изучаемых показателей в процессе АТ. Описание клинических проявлений ГП и дистиреоза приведены в статье (ссылка).
Подгруппа 1: пациенты с повышением уровня ПРЛ, повышением уровней ТТГ и снижением Т4 св. (ППГТ).
Подгруппа 2: пациенты с повышением уровня ПРЛ и разнонаправленными изменениями уровней ТТГ и Т4 св. (ППД).
Подгруппа 3: пациенты со снижением уровня ПРЛ и разнонаправленными изменениями уровней ТТГ и Т4 св. (СПД).
Подгруппа 4: пациенты с нормативными уровнями ПРЛ и ТТГ, отсутствием их изменений, но со снижением Т4 св. – синдром снижения Т4 св. (ССТ 4).
У пациентов с ППЭ по сравнению с пациентами с ХШ значимо (р = 0.0042) чаще встречается сочетание ГП и разнонаправленных изменений ТТГ и Т4 св. (2 подгруппа) – 53 и 28% соответственно. Доля пациентов из подгрупп ППГТ и ССТ4 св., в совокупности выше в группе с ХШ по сравнению с пациентами с ППЭ: 39 и 24% соответственно. Частота представленности больных 3-й подгруппы (СПД) в обеих группах значимо не различалась (1-я группа – 23%; 2-я группа – 33%), но вместе с тем процент пациентов с указанной динамикой гормонов был выше у больных ХШ. Можно предположить, что такая разница вариантов динамики изучаемых гормонов обусловлена более активными стресс-реакциями у пациентов с ППЭ, тогда как, хронификация заболевания приводит к “сглаживанию” реактивности организма и более равномерному распределению различных вариантов динамических изменений уровней ПРЛ, ТТГ и Т4 св. (рис. 1).
Рис. 1. Частота встречаемости выделенных подгрупп пациентов.
Особенности динамики уровней исследованных гормонов в выделенных подгруппах представлены в табл. 1, 2.
Таблица 1. Особенности динамики уровней ПРЛ, ТТГ, Т4 св. у пациентов с ППЭ в выделенных подгруппах*
Гормоны | Время исследования | Группа | |||
1-я | 2-я | 3-я | 4-я | ||
ПРЛ | Фон | 449.5 ± 217 | 556.9 ± 312 | 1039 ± 445 | 199 ± 87 |
6–8 нед. | 1032.5 ± 325.1 | 1213 ± 243.2* | 539.4 ± 216.3 | 164 ± 56 | |
ТТГ | Фон | 1.0 ± 0.2 | 3.7 ± 1.3 | 1.9 ± 1.2 | 1.8 ± 0.3 |
6–8 нед. | 2.15 ± 0.3 | 2.1 ± 0.8 | 2.0 ± 1.4 | 1.8 ± 0.5 | |
Т4 св. | Фон | 18.7 ± 5.1 | 12.9 ± 4.4 | 10.8 ± 0.3 | 10.2 ± 2.4 |
6–8 нед. | 12.1 ± 0.2 | 13.4 ± 3.6 | 9.7 ± 3.5 | 8.9 ± 1.1 |
*p = 0.007.
Таблица 2. Особенности динамики уровней ПРЛ, ТТГ, Т4 св. у пациентов с ХШ*
Гормоны | Время исследования | Группа | |||
1-я | 2-я | 3-я | 4-я | ||
ПРЛ | Фон | 620.6 ± 120 | 408 ± 301.5 | 1539.8 ± 375 | 553.5 ± 226.7 |
6–8 нед. | 1166.3 ± 230.4 | 1308.2 ± 625.7 | 702 ± 174* | 454.5 ± 288 | |
ТТГ | Фон | 1.4 ± 0.4 | 2.12 ± 1.1 | 2.86 ± 1.8 | 2.4 ± 0.1 |
6–8 нед. | 2.0 ± 0.5 | 1.84 ± 0.9 | 2.1 ± 1.1 | 2.3 ± 0.1 | |
Т4 св. | Фон | 18.3 ± 8.1 | 11.54 ± 4.5 | 10.35 ± 1.9 | 12 ± 2.5 |
6–8 нед. | 14.0 ± 3.7 | 13 ± 2.7 | 10.3 ± 1.7 | 9.6 ± 1.3 |
*p = 0.041.
Как видно из данных табл. 1, в 1-й подгруппе пациентов с ППЭ средний фоновый уровень ПРЛ находился в пределах референсных значений. В процессе терапии оланзапином происходило его повышение более чем в два раза, что согласуется с рядом исследований [6, 7, 15, 21]. Кроме того, отмечалось повышение уровней ТТГ и снижение уровней Т4 св. в пределах нормативных значений. Данные различия не достигли статистической значимости из-за малочисленности выборки.
Во 2-й подгруппе (ППД) также отмечалось повышение уровня ПРЛ. Двукратное увеличение среднего уровня ПРЛ к 6–8 неделе достигало уровня статистической значимости (p = 0,007). На фоне повышения средних значений уровня ПРЛ происходило незначительное снижение уровня ТТГ и практически отсутствовали изменения средних значений Т4 св. Средние уровни гормонов находились в пределах референсных значений.
В отличие от первых двух подгрупп в 3-й группе отмечена противоположная динамика средних уровней ПРЛ: фоновые показатели были повышены у всех пациентов, а к концу исследования они снижались до референсных значений. При этом отмечались незначительные разнонаправленные колебания ТТГ и Т4 св.
Как видно из данных табл. 1, у пациентов четвертой подгруппы (ССТ4) уровни ПРЛ и ТТГ при терапии оланзапином практически не изменялись. Вместе с тем у всех пациентов прослеживалась тенденция к снижению показателей Т4 св., и в 50% случаев Т4 св. к 6–8 неделе находился ниже нормативных значений.
У пациентов с ХШ в подгруппе ППГТ наблюдалась сходная с пациентами с ППЭ динамика изменений уровней ПРЛ, ТТГ и Т4 св. Межгрупповых различий средних значений гормонов выявлено не было. Вместе с тем изменения уровней ТТГ и Т4 св. были менее выражены по сравнению с пациентами с ППЭ.
Во 2-й подгруппе наблюдалось значимое (р = 0.0043) трехкратное повышение уровня ПРЛ к 6–8 неделе терапии. Уровни ТТГ незначительно снижались, а Т4 св. – повышались в пределах нормативных значений.
В подгруппе СПД фоновые показания ПРЛ были повышены, а к 6–8 недели терапии оланзапином отмечалось снижение уровня гормона у всех пациентов, при этом разница между фоновыми и конечными значениями достигала уровня значимости (р = 0.041). Также были выявлены значимые (р = 0.047) межгрупповые различия по фоновым средним уровням ПРЛ пациентов с ППЭ и ХШ – более высокие фоновые значения были выявлены у пациентов с ХШ. Уровни ТТГ имели незначительную тенденцию к снижению, а уровень Т4 св. имел небольшие колебания в пределах референтных значений.
Фоновый уровень ПРЛ в подгруппе ССТ4 соответствовал нормативным значениям у всех пациентов этой группы, но в 2 раза превышал таковой у пациентов с ППЭ. Динамика уровней тиреоидных гормонов выражалась в незначительных колебаниях уровней ТТГ в диапазоне референсных значений и снижением уровней Т4 св. у всех пациентов. При этом у 75% больных к 6–8 неделе уровень Т4 св. был ниже нормативных показателей.
ОБСУЖДЕНИЕ
Полученные нами данные о наличии фоновой ГП у части больных с ППЭ согласуются с рядом исследований [21, 32, 33].
ГП в определенной мере может быть обусловлена общим стрессовым состоянием, ассоциируемым как с самим психическим заболеванием, так и с патологическими стресс-реакциями, вызывающими ГП [8, 33, 34].
Хорошо известно, что дофаминергическая нейротрансмиссия (ДН) при психозах усиливается. Также известно, что дофамин является наиболее важным ингибирующим выработку ПРЛ фактором. Реципрокное взаимодействие между ПРЛ и выработкой дофамина гипоталамусом было подтверждено в ряде исследований [35, 36]. Это подтверждает тот факт, что стресс индуцирует ГП и что повышение ДН при психозе представляет собой хотя бы частично регуляторный механизм, способствующий снижению уровня ПРЛ [8].
Выявляемая у больных с ХШ фоновая ГП (несмотря на wash-out-период) со всей очевидностью обусловлена предшествующей психофармакотерапией, что также соответствует данным литературы [4, 37–41].
Полученные данные о динамике средних показателей ТТГ и тироксина у больных с ППЭ и ХШ оказались малоинформативными. В то же время выявленные положительные корреляционные взаимосвязи между изменениями уровней ПРЛ и ТТГ в процессе терапии оланзапином, который относится к поливалентным атипичным антипсихотикам трициклической дибензодиазепиновой структуры с более сильным влиянием на 5-HT2а-рецепторы, по сравнению с D2- и D3-рецепторами в определенной мере позволяют предположить наличие общности регуляции этих гормонов на гипоталамо-гипофизарном уровне в процессе восстановления баланса моноаминергических систем [24].
Выделение подгрупп пациентов с различной динамикой изучаемых гормонов позволило более глубоко проанализировать особенности гормонального дисбаланса.
Следует подчеркнуть, что секреция ТТГ регулируется не только по принципу обратной связи, но и зависит от множества других факторов, включая генетические особенности, аллостатическую нагрузку, психосоциальный стресс и прием лекарств, которые могут изменить баланс ГГТ-оси [42, 43].
И если в отношении изменений уровня ПРЛ у пациентов с шизофренией как до, так и в процессе АП имеется определенный консенсус мнений, исходя из дофаминовой концепции шизофрении, то особенности функционирования ГГТ-оси у указанного контингента пациентов не до конца ясны. Высказывается мнение, что разнонаправленные колебания гормонов ГГТ-оси у пациентов с шизофренией предположительно могут быть связаны с вовлеченностью в патогенез шизофрении и других нейрохимических систем, в частности ГАМКергической [44, 45].
Так, по мнению Wiens и др., клинические данные свидетельствуют о том, что ряд психических заболеваний с участием ГАМКергической системы связаны с дисфункцией щитовидной железы (например, гипертиреозом или гипотиреозом). Имеются экспериментальные данные исследований in vivo и in vitro на крысах и мышах, указывающие на то, что ТГ влияют на несколько компонентов системы ГАМК. К ним относятся влияние на активность ферментов, ответственных за синтез и деградацию ГАМК, уровни глутамата и ГАМК, высвобождение и обратный захват ГАМК, а также экспрессию и функцию рецепторов ГАМК (А). С другой стороны, у крыс и людей ГАМК ингибирует высвобождение тиреотропного гормона (ТТГ) из гипофиза, возможно, за счет действия непосредственно на гипофиз или на нейроны гипоталамического тиреотропин-высвобождающего гормона. У мышей ГАМК ингибирует стимулированное ТТГ высвобождение ТГ из щитовидной железы. В совокупности эти исследования подтверждают гипотезу о взаимной регуляции систем щитовидной железы и ГАМК у позвоночных [46].
С другой стороны, возможным объяснением выявленного дисбаланса гормонов щитовидной железы у пациентов может быть влияние АТ. Отчасти понижение концентрации свободного тироксина в сыворотке крови объясняется влиянием антипсихотиков на изменение активности йодтирониндейонидазы. Данный фермент существует в трех типах: D1, D2, D3. Дейонидаза 2-го типа катализирует превращение тироксина в биологически активный трийодтиронин [47]. Фермент 3-го типа отвечает за инактивацию трийодтиронина и, в меньшей степени, предотвращает активацию тироксина. Существует гипотеза, что антипсихотические препараты потенцируют активность дейонидазы 2-го типа, что ведет к повышению содержания трийодтиронина в тканях головного мозга и снижению концентрации тироксина в сыворотке крови [48].
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Таким образом, как показывают полученные нами данные динамических исследований ПРЛ и гормонов ГГТ-оси в процессе АТ, а также результаты научной литературы по указанной тематике, остается много неясных вопросов о механизмах их взаимодействия, нейробиологических свойствах, потенциальной вовлеченности в развитии проявлений шизофрении изменений их уровней в процессе АТ. Область этих исследований в последние годы быстро расширяется.
К ограничениям настоящего исследования относятся: небольшая выборка больных, изучение только двух гормонов ГГТ-оси и терапия одним антипсихотиком. Вместе с тем полученные нами данные о наличии ГП у ряда больных с ППЭ, ранее не получавших терапию, а также выделение четырех подгрупп с различной динамикой ПРЛ и гормонов ГГТ-оси указывают на значимость дальнейших исследований в этом направлении. Они диктуют необходимость исследования особенностей соотношения динамики уровней указанных гормонов в процессе АТ в целях раннего выявления гипотиреоза и ГП, а также профилактики развития указанных гормональных дисфункций в процессе АТ и подтверждают необходимость оценки уровней ПРЛ и гормонов ГГТ-оси у пациентов с ППЭ и ХШ до начала назначения лечения. Если уровни ПРЛ и ТТГ в сыворотке уже повышены, врачи при подборе терапии должны выбирать препараты, не влияющие на уровни пролактина и тиреотропного гормона.
ИСТОЧНИК ФИНАНСИРОВАНИЯ
Исследование выполнено в рамках Госзадания, регистрационный номер: 121041300178-6.
СОБЛЮДЕНИЕ ЭТИЧЕСКИХ НОРМ
Конфликт интересов. Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Этическое одобрение. Все процедуры, выполненные в исследовании с участием людей, соответствуют этическим стандартам институционального и/или национального комитета по исследовательской этике и Хельсинкской декларации 1964 г. и ее последующим изменениям или сопоставимым нормам этики.
Информированное согласие. От каждого пациента, принимавшего участие в исследовании, получено информированное добровольное согласие.
Об авторах
Л. Н. Горобец
Московский НИИ психиатрии – филиал ФГБУ “НМИЦПН им. В. П. Сербского” Минздрава России
Автор, ответственный за переписку.
Email: gorobetsln@mail.ru
Россия, Москва
А. В. Литвинов
Московский НИИ психиатрии – филиал ФГБУ “НМИЦПН им. В. П. Сербского” Минздрава России
Email: gorobetsln@mail.ru
Россия, Москва
В. С. Буланов
Московский НИИ психиатрии – филиал ФГБУ “НМИЦПН им. В. П. Сербского” Минздрава России
Email: gorobetsln@mail.ru
Россия, Москва
Список литературы
- Abi-Dargham A. // Eur. Psychiatry. 2002. 17 (Suppl. 4). P. 341–347.
- Crow T.J. // Psychopharmacol. Bull. 1982. № 18. P. 22–29.
- Grace A.A. // Neurosci. 1991. № 4. P. 1–24.
- Лавин Л. Эндокринология. М., 1999. 1128 с.
- Угрюмов М.В. Механизмы нейроэндокринной регуляции. М.: Наука, 1999. 299 с.
- Горобец Л.Н., Матросова М.И. // Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2010. Т. 110. № 5. С. 17–22.
- Горобец Л.Н., Матросова М.И. // Уральский журнал психиатрии, наркологии и психотерапии. Екатеринбург. 2013. Т. 1. Вып. 3. С. 29–36.
- Aston J., Rechsteiner E., Bull N., Borgwandt S., Gschwandtner U. // Progress in Neuro-Psychopharm. & Biol. Psychiatry. 2010. № 14. P. 1342–1344.
- Reichelt K.L., Gardner M.L.G. // Open Journal of Psychiatry. 2012. № 2. Р. 12–20.
- Горобец Л.Н. Нейроэндокринные дисфункции и нейролептическая терапия. М.: Медпрактика-М, 2007. 312 с.
- Горобец Л.Н., Литвинов А.В. // Российский медико-биологический вестник имени академика И.П. Павлова. 2008. № 3. С. 71–78.
- Barbero J.D., Gutiérrez-Zotes A., Montalvo I., Creus M., Cabezas A., Sole M., Algora M.J., Garcia-Pares G., Vilella E., Labad J. // Schizophr. Res. 2015. Aug. 166(1–3). Р. 37–42.
- Fryar-Williams S., Strobel J.E. // Open Journal of Psychiatry. 2015. № 5. Р. 78–112.
- Garner B., Pariante C.M., Wood S.J., Velakoulis D., Phillips L., Soulsby B. // Biol. Psychiatry. 2005. № 58. Р. 417–423.
- Segal M., Avital A., Berstein S. // Prog. Neuropsychopharmacol. Biol. Psychiatry. 2007. Mar. 30–31(2). P. 378–382.
- Shankar G.S., Yuan C. // Autacoids. 2013. № 2 (article 102).
- Telo S., Bilgic S., Karabulut N. // West Indian Med. J. 2016. Mar. 15. № 65(2). Р. 312–315.
- Themeli Y., Aliko I., Hashorva A. // European Psychiatry. 2011. № 26. Vol. 1. Article 1515. P. S90.
- Горобец Л.Н. // Российский психиатрический журнал. 2006. № 6. С. 68–75.
- Evers S.S., van Vliet A., van Vugt B., Scheurink A.J., van Dijk G.A. // Psychoneuroendocrinology. 2016. Apr. № 66. Р. 101–110.
- Haddad P.M., Wieck A. // Drugs. 2004. № 64. Р. 2291–314.
- Jakovljevic M., Pivac N., Mihaljevic-Peles A. // Prog. Neuropsychopharmacol. Biol. Psychiatry. 2007. Mar 30. 31(2). P. 399–402.
- Seddigh R.,Azarnik S., Keshavarz-Akhlaghi A. // Case Rep. Psychiatry. 2015. ID678040. P. 1–4.
- Камкин А.Г., Каменский А.А. Фундаментальная и клиническая физиология: учебник для студ. высш. учебн. заведений. М.: Академия, 2004. 1072 с.
- Татарчук Т.Ф., Ефименко О.А. // Международный эндокринологический журнал. 2010. № 3(27).
- Горобец Л.Н. // Сибирский вестник психиатрии и наркологии. 2008. № 3(50). С. 88–93.
- Baumgartner A., Pietzcker A., Gaebel W. // Schizophrenia Research. 2000. № 44(3). Р. 233–243.
- Ichioka S., Terao T., Hoaki N., Matsushita T., Hoaki T. // Progress in Neuro-Psychopharmacology and Biological Psychiatry. 2012. № 39(1). Р. 170–174.
- Krysiak R., Szkróbka W., OkopieńB. // J. Clin. Pharmacol. 2017. Dec. 18. Vol. 58. Iss. 5. P. 586–592.
- Santos N.C., Costa P., Ruano D., Macedo A., Soares M.J., Valente J., Pereira A.T., Azevedo M.H., Palha J.A. // Journal of Thyroid Research. 2012. Р. 11–15.
- Мосолов С.Н. Шкалы психометрической оценки симптоматики шизофрении и концепция негативных и позитивных расстройств. М.: Новый цвет, 2001.
- Горобец Л.Н., Литвинов А.В., Буланов В.С., Узбекова Д.Г. // Социальная и клиническая психиатрия. 2019. № 2. С. 1–5.
- Garcia-Rizo C., Fernandez-Egea E., Oliveira C., Justicia A., Parellada E., Bernardo M., Kirkpatrick B. // Schizophr. Res. 2012. № 134(1). Р. 16–19.
- Jose J., Nandeesha H., Kattimani S., Meiyappan K., Sarkar S., Sivasankar D. // Clin. Chim. Acta. 2015. Apr. 15. № 444. Р. 78–80.
- Haddad P.M., Wieck A. // 2004. № 64. Р. 2291–314.
- Riecher-Rössler A., Rybakowski J.K., Pflueger M.O., Beyrau R., Kahn R.S., Malik P., Fleischhacker W.W. and the EUFEST Study Group // Psychological Medicine. 2013. № 43. Р. 2571–2582.
- Segal M., Avital A., Rojas M., Hausvater N., Sandbank S., Liba D., Moguillansky L., Tal I., Weizman A. // Psychiatry Res. 2004. Jul. 15.127 (3). P. 227–235.
- Bauer M., Whybrow P.C. // J. Endocrinol. Invest. 2021. Nov. № 44(11). Р. 2341–2347.
- Kahn R.S., Fleischhacker W.W., Boter H., Davidson M., Vergouwe Y., Keet I.P., Gheorghe M.D., Rybakowski J.K., Galderisi S., Libiger J., Hummer M., Dollfus S., López-Ibor J.J., Hranov L.G., Gaebel W., Peuskens J., Lindefors N., Riecher-Rössler A., Grobbee D.E.; EUFEST study group // Lancet. 2008. № 371. Р. 1085–1097.
- MacMaster F.P., El-Sheikh R., Upadhyaya A.R. // Schizophr. Res. 2007. May. № 92(1–3). P. 207–210.
- Mondelli V., Dazzan P., Gabilondo A., Tournikioti K., Walshe M., Marshall N. // Psychoneuroendocrinology. 2008. № 33. Р.1004–1012.
- Grattan D.R., Kokay I.C. // J. Neuroendocrinol. 2008. № 20. Р. 752–763.
- Crocker A.D., Overstreet D.H. // Psychopharmacology. 1984. № 82(1–2). Р. 102–106.
- Nakazawa K., Zsiros V., Jiang Z., Nakao K., Kolata S., Zhang S., Belforte J.E. // Neuro-pharmacology. 2012. № 62(3). Р. 1574–1583.
- Schmidt M.J., Mirnics K. // Neuropsychopharmacology. 2015. № 40(1). Р. 190–206.
- Wiens S.C, Trudeau V.L. // Comparative Biochemistry and Physiology. 2006. № 144(3). Р. 332–344.
- Maino F., Cantara S., Forleo R. // Expert Review of Endocrinology & Metabolism. 2018. Vol. 13. No. 5. Р. 273–77.
- Marsan E.S., Bayse C.A. // Molecules. 2020. Vol. 25. No. 6. Р. 1328.
Дополнительные файлы
