Сказание о царе Симеоне Бекбулатовиче в Житии Ефрема Новоторжского

Полный текст

«Сказание о царе Симеоне», посвященное пребыванию царя Симеона Бекбулатовича в Торжке, — одно из наиболее интересных чудес Ефрема Новоторжского. Это единственное чудо, которое можно отнести к жанру видений: за исключением чуда «о бездождии», все чудеса Ефрема рассказывают о внезапных болезнях и исцелениях. «Сказание о царе Симеоне» занимает важное место в истории Жития: оно отсутствует в первоначальной Краткой редакции, которая сопровождалась несколькими чудесами, и появляется только в Пространной, предшествуя всем остальным чудесам. Краткая редакция была написана от первого лица, ее автором вероятнее всего был архимандрит Новоторжского Борисоглебского монастыря Мисаил (1572–1588). В «Сказании…» описывается, как Ефрем явился в тонком сне архимандриту Мисаилу, — автор первоначального Жития, таким образом, предстает как один из героев чуда.

Риторическое вступление к тексту («Послушаите, братие и отцы…»)¹ появилось, очевидно, при включении его в Пространную редакцию. Чудо традиционно начинается с обозначения исторической эпохи: во времена Ивана Грозного «казанский царь Симеон» принял крещение и был отпущен в Торжок и Тверь. В Торжке Симеон проникся любовью к Ефрему и задумал устроить ему деревянную раку. Нанятый им древоделец Гавриил Сопленок был небрежен и задел мощи преподобного. В полдень Ефрем явился архимандриту Мисаилу, назвал древодельца «невежей», передал «царю Симеону» просьбу нанять другого мастера. Симеон, услышав о явлении преподобного, не только сменил мастера, но и сделал крупные пожертвования в монастырь.

Биография крещеного Чингисида, царя Касимовского, посаженного царем Иваном Грозным на «великое княжение» в 1575–1576 гг. [Зимин], наиболее полно исследована в трудах А. В. Белякова [Беляков, 2011, 2022]. Чудо Ефрема Новоторжского, впрочем, рассказывает не об историческом Симеоне Бекбулатовиче, но о некоем «царе Симеоне», отчество которого оказалось утраченным. В «Сказании…» зафиксировано устное предание, о чем в конце произведения сообщает его автор: «Мнѣ же сия чюдеса многогрѣшному слышахъ тоя же Борисоглѣбския обители от священноинока именемъ Герасима». Композиция «Сказания о царе Симеоне» трехчастна: в первой и последней частях действует царь Симеон и повествуется об исторических событиях, и только в кульминационном фрагменте с явлением Ефрема действующим лицом является архимандрит Мисаил.

«Казанский царь» Симеон

Симеон именуется в тексте царем «казанским», — известно, что уже в источниках начала XVII в. возникло смешение двух крещеных Симеонов: последнего царя Казанского Симеона Касаевича (Едигер-Махмета) с его младшим современником царем Касимовским Симеоном Бекбулатовичем (Саин-Булатом) [Лилеев: 1–2, 22–25]. В «Сказании…», таким образом, создается легендарная «казанская» биография последнего. По отобранным во вступлении к чуду фактам о Симеоне Бекбулатовиче мы можем заключить, что в устной истории о нем имеет значение, а что остается опущенным или забытым. В «Сказании…» нет речи о московском княжении царя Симеона. Этот факт вытеснен другим: Симеон — инородец, мусульманин, веровавший в «вѣру проклятаго Бахмета», добровольно принявший крещение. Биография Симеона в «Сказании…» строится вокруг этого события, которое выглядит как победа Ивана Грозного не только над Казанью, но и над «царем Казанским». Торжок при таком построении выступает как награда за христианский выбор татарского царя. Повествование в целом нестройно, его отправной точкой является Борисоглебский монастырь: сначала сообщается, что Симеон прислан в Торжок, потом указывается, что по взятии Казани Симеон был приведен в Москву, затем снова отпущен в «Торжек и во Тверь».

Обращает на себя внимание неизменное именование героя чуда «царем»: даже явившийся архимандриту Мисаилу святой называет его так: «Ты же скоро повѣждь се царю Симеону». Хотя в писцовых документах использовалось официальное именование Симеона «великим князем Семионом Бекбулатовичем Тверским» [Писцовые материалы Тверского уезда], именование «царем», по-видимому, сохранялось повсеместно: в «Отдельной книге» 1588 г. встречается указание на крестьян, «что косили на царя Симеона» [Писцовые материалы Тверского уезда: 611], то же именование царем сохраняется на надгробной плите Симеона Бекбулатовича [Беляков, 2011: 185]. В торжокских документах позднейшего времени (1686 г.) уже отражается «казанское происхождение» царя: «А данье те сосуды и покровца царя Симеона бывшаго казанского» [Писцовые и переписные книги Торжка: 164]. В более ранних описях Торжка 1624–1625 гг. именования царя Симеона «казанским» еще нет.

Во второй половине XVII в. было составлено Житие Мартирия Зеленецкого, в котором также есть чудо о царе Симеоне. Оно относится к 1595 г., в нем говорится о «царе Симеоне Бегбулатовиче бывшем казанском», действие происходит в Твери, проходя через которую Мартирий Зеленецкий исцелил сына царя Симеона. Однако это текст совсем иного рода, чем чудо Ефрема Новоторжского. Царь Симеон наделен психологическими характеристиками, представлен не только как христианин, но и как тревожащийся отец умирающего сына: «печален же быв царь»; «сам изыде во стрѣтение и прия <…> благословение»; «в толико отчаяние себе вверже, яко и жития своего ненавидѣти ему»; «усердно моляше, яко да возмет у него сребра доволно на создание каменнаго храма» [Крушельницкая: 100–105]. Сравнение текстов показывает еще отчетливее, что в чуде из Жития Ефрема Новоторжского Симеон является персонажем скорее действующим, чем чувствующим. В «Сказании…» прослеживаются некоторые особенности преданий об исторических лицах, отмеченные Н. А. Криничной, однако чертами «культурного героя» наделяется именно царь Иван Грозный, совершивший крещение Симеона [Криничная: 207], царская же сущность Симеона проявляется в мотиве «одаривания им своих подданных» [Криничная: 211]. Кроме того, царские черты обоих героев выражены в многократном повторении глагола «повелеть» при описании этих событий.

По заключению А. В. Белякова, в Торжке существовал двор тверского князя: не позднее 1593 г. «оттуда у Симеона украли посредством поджога значительное количество серебряной посуды, одежды и денег. Интересно, что среди похищенного значатся серебряные с позолотой часы» [Беляков, 2011: 177, 187–188]. В тверской двор Симеона Бекбулатовича входил боярин князь Борис Петрович Хованский [Беляков, 2011: 175], герой двух других чудес Ефрема Новоторжского. Любопытно, что речь в этих чудесах идет о двух противоположных намерениях князя. Первое «Чюдо преподобнаго отца нашего Ефрема о князѣ Борисе Хованскомъ» рассказывает о болезни князя, его желании принять иноческий образ и разделить имение:

«…случися ему нѣкоторая болѣзнь <…> тогда начатъ упрашатися в монастырь <…> и желаше во иноческий чинъ, абие же разочтетъ имѣние свое»². Духовный отец князя, иерей Климентовской церкви Иоанн, отговаривает Бориса Хованского отдавать часть имения в Борисоглебский монастырь («всуе отдаеши») и за эти слова впадает в безумие. Во втором тексте, «Чюде преподобнаго отца нашего Ефрема о том же князѣ Борисе Хованском», вновь говорится о болезни князя, но на этот раз о его нежелании умирать и принимать иноческий образ: «…лежаше на одрѣ своемъ недугомъ отягченъ <…> во иноческий образ никтоже смѣяше его понудити без его велѣния»³. Чудо заканчивается покаянием и исцелением князя у раки святого. Таким образом, в Житии Ефрема Новоторжского отразилось пребывание в Торжке не только царя Симеона, но и представителей его двора.

Главной же вотчиной тверского князя являлось с. Кушалино, где, по сообщению Димитрия (Самбикина), память о царе Симеоне «свято чтилась» и в начале XX в.: «…остается выстроенный им каменный о пяти куполах трехпрестольный храм. <…> Под помостом этого храма — в подземелье — комната, в которой, по преданию, жил Симеон Бекбулатович» [Димитрий (Самбикин), архиеп.: 204–206].

Видение архимандрита Мисаила

Видение, столь характерный элемент житий и чудес святых, в комплексе текстов о Ефреме Новоторжском представлено единственным случаем в «Сказании о царе Симеоне». По замечанию А. В. Пигина, «содержание видений обычно составляет не сам исторический факт как таковой, а провиденциально-символическое осмысление его» [Пигин: 216]. Для определения роли видения в «Сказании…» необходимо обратиться к истории текста Жития [Галашева]. Ефрем был древним подвижником, биография которого была полностью утрачена. Когда в 1572 г. были открыты мощи святого, встала необходимость отыскать собственную историю. Краткая редакция Жития Ефрема Новоторжского представляла собой безыскусную историческую записку. Архимандрит Мисаил записывал устные предания о начале Борисоглебского монастыря во времена Бориса и Глеба, обращался к Киево-Печерскому патерику, создавая рассказ о трех братьях-угринах, фольклоризируя книжные источники. Ефрем объявлялся братом Георгия и Моисея Угринов, служивших князю-страстотерпцу Борису. Текст, вероятно, предназначался не для внутреннего монастырского чтения, но для создания внешнего письменного представления о монастыре. Пространная редакция, составленная в 1640-х гг., развивала названные сюжеты и была ориентирована не столько на топику, сколько на риторику канонического Жития. «Сказание о царе Симеоне» не примыкает ни к тому, ни к другому тексту. Мы предполагаем, что оно появилось независимо от них в первой половине XVII в. и только позднее стало дополнением к Пространной редакции.

В «Сказании…» налицо все черты видения: полдень, тонкий сон, разговор со святым, пробуждение и убеждение в реальности происходящего, сообщение о явлении святого. Видение архимандрита Мисаила, в котором Ефрем жалуется на повреждение мощей, впервые рассказывает о святом не с точки зрения его древней истории, но с точки зрения его близости и доступности для жителей Торжка. Подобная роль видений в древнерусской агиографии теоретически осмыслена в работах Е. К. Ромодановской и Е. А. Рыжовой и нашла выражение в таких понятиях как «севернорусский праведник» [Рыжова, 2005, 2007], «святой из гробницы» [Ромодановская]. «Сказание…» можно отнести к роду текстов «о неподобающем отношении к мощам подвижника»: Ефрем показывает архимандриту Мисаилу язву на ноге, называет древодельца «невежей». По наблюдениям Е. А. Рыжовой, явление праведников часто было связано с обретением мощей или необходимостью проведения каких-либо действий с ними. В житиях таких святых видения играют «важную композиционную роль, восполняют отсутствующую биографическую часть», являются «толчком к возникновению его почитания <…> среди местного населения» [Рыжова, 2007: 406]. Так, Прокопий Устьянский приказывает земледельцу «несколько сверху убавить» гроб; об увеличении гробницы просит Василий Мангазейский и другие [Рыжова, 2007: 406, 408]. Недавно обретенные в Борисоглебском монастыре мощи, очевидно, нуждались в осмыслении: отсутствие признанного Жития и отмеченная в Краткой редакции некнижная монастырская среда стали почвой для появления народного по своей сути текста.

Подобным же образом, с помощью видений, происходила идентификация древних могил пантеона Новгородского Софийского собора, например, мощей новгородского епископа Никиты [Янин: 7, 170–173]. Примечательно, что Ефрему Новоторжскому, явившемуся в видении, не приходится называть себя по имени: по свидетельству Мисаила, в монастыре сохранилась фреска, изображающая святого с храмом в руках, и подпись к ней. Этот образ, имя и мощи были единственным, что было известно об основателе монастыря. Ефрем оставался чужаком: вероятно, в «Сказании о царе Симеоне» отразился этап нового понимания хранящейся в монастыре святыни, возникновение местного почитания, берущего начало не в древней монастырской истории, восходящей ко временам Бориса и Глеба, но в чудотворных мощах. В «Кратком летописце Торжка» Ефрем предстает уже как защитник города от литовского войска в 1616–1618 гг. [Станиславский: 236]. Впрочем, никому, кроме архимандрита Мисаила, Ефрем больше не представал. В видении священника Ивана Остолопова в 1637 г. является Иулиания Вяземская, которая говорит о необходимости веры местным святым: «Держи вѣру Пресвятѣй Богородици и великому предивному чюдотворцу Ефрему Новоторжскому, и мое имя воспомяни, Ульянѣю»⁴.

Деревянная рака Ефрема Новоторжского

Сюжет об изготовлении деревянной раки требует комментария. Известно, что именно к последней трети XVI в. относятся замечательные памятники резьбы по дереву — деревянные раки, на крышке которых содержались полнофигурные изображения преподобных (подробнее см.: [Клюканова], [Пивоварова]). Наиболее известны резные раки Зосимы и Савватия Соловецких 1566 г. (подробнее см.: [Мнева: 629–631], [Соболев: 286–291]). По заключению А. Г. Мельника, «в XVI в. подобные деревянные рельефные образы святых на крышках их рак были достаточно широко распространены» [Мельник: 539]. К сожалению, ни описи Борисоглебского монастыря, ни именование мастера «древоделателем» (а не резчиком), не позволяют с уверенностью относить раку Ефрема к этому типу. Кроме того, сообщение о деревянной раке, казалось бы, противоречит тому факту, что Ефрем, как и другие древние подвижники, почивал в каменном саркофаге [Панова: 29–33]. В Житии говорится, что архиепископ Леонид в 1572 г. повелел показать ему «гроб преподобного» в церкви Бориса и Глеба и открыть его, — «и видѣша тѣло его и ризы никако тлѣнию предашася, лице же преподобнаго Ефрема яко солнце сияя»⁵. Торжественное перенесение мощей Ефрема Новоторжского произошло более чем столетие спустя, в 1690-м г., и объяснялось тем, что «древняя каменная рака» все больше опускалась под землю, появилась необходимость «для утѣснения глубочайшаго <и> в землю снизхождения святыя его Ефрема чюдотворца мощи поднять и преложить в новую раку»⁶.

Что же в таком случае заказывал сотворить «по хотѣнию своему» Симеон? Как сообщает «Сказание…», Симеон часто приходил к мощам Ефрема, чтобы их «касатися и цѣловати».

В «Сказании…» передана мысль Симеона, «како бы ему устроити раку преподобнаго — скрывати и закрывати пречестное тѣло его»⁷. Возможно, имеет свои основания предположение свящ. И. М. Колосова, писавшего, что Симеоном была заказана кипарисная крышка для каменного гроба [Колосов: 26]. О том, что была заказана лишь деревянная крышка, говорят формулировки «сотворити у гроба», «сотворити у раки».

Сохранился покров к мощам Ефрема Новоторжского, относящийся к 80-м гг. XVI в. [Силкин]. Предположение о связи покрова с именем Бориса Годунова кажется маловероятным именно по той причине, что Торжок и Тверь в эти годы принадлежали преследуемому им Симеону Бекбулатовичу⁸. «Сказание о царе Симеоне» завершается сообщением о дарах Симеона Борисоглебскому монастырю: «…но и паче же повелѣ украсити церковь его пребожественными иконами, и святыми книгами, и драгими ризами, и всякими церковными вешьми». Однако в описи имущества Борисоглебского монастыря 1624–1625 гг. и позднейших никаких сообщений о дарах царя Симеона нет, хотя в этих же источниках многократно говорится о дарах царя Симеона Спасо-Преображенскому собору Торжка: «…а ризы и стихари и патрахель положение царя Симеона» [Писцовые и переписные книги Торжка: 3–4]. По мнению А. В. Белякова, вклады Симеона могли быть разграблены в 1609 г. [Беляков, 2022: 283]. Исследователь сообщает также о существовании золотошвейной мастерской супруги Симеона Бекбулатовича, княгини Анастасии Мстиславской [Беляков, 2016: 266], что позволяет сделать осторожное предположение о связи древнего покрова с именем царя Симеона. В конце XIX в. И. Я. Красницким была записана легендарная история древнего покрова Ефрема Новоторжского: в 1577 г. царь Иван Грозный проходил через Торжок, в числе его воевод был «Казанский царь Симеон, бывший до того времени Касимовским царем под именем Саиб-Булата, которого Грозный сделал удельным князем Твери и Торжка. <…> Симеон получил чудесное исцеление от мощей преподобного Ефрема и пожертвовал <…> древний покров на гробницу преподобного Ефрема» [Красницкий: 88]. В этом предании вновь смешиваются Казанский и Касимовский цари, а сюжет об исцелении Симеона, неизвестный по другим источникам, возможно, взят из чуда об исцелении Бориса Хованского. Однако шитый покров в предании связывается именно с царем Симеоном.

Итак, «Сказание о царе Симеоне» представляет собой пример устной истории о временах Ивана Грозного, сохранившейся в Борисоглебском монастыре и записанной, вероятнее всего, после Смутного времени. Архимандрит Мисаил, при котором были обретены мощи Ефрема и создано его первоначальное Житие, предстает в тексте как визионер. Ефрем Новоторжский показан в чуде как доступный, обитающий поблизости святой. Этот образ контрастирует со складывающимся по другим источникам представлением о древнем подвижнике, соратнике святых князей Бориса и Глеба.

Приложение

Сказание о цари Симеонѣ⁹

// л. 6 об. // Послушаите братие и отцы, священноначалницы, иноцы, тако же и простии, старѣйшины и юнѣи, и вси христоименитии народи, днесь бо да сказуется вамъ о пресвѣтлем свѣтиле и предивнем чюдотворцѣ Ефреме. Яко от благотекущаго источника воду неоскудно исходитъ, тако же и Христосъ даруетъ от пречестных мощей своего угодника.

Бысть же во дни благочестиваго государя царя и великаго князя Иоанна Васильевича всеа России. По повелѣнию же его царьскому бѣ прислан во град Торжекъ казанскии царь Симеон. Егда же ему быша в Казани, вѣрующе вѣру // л. 7 // проклятаго Бахмета, и по взятии же града Казани, еже поручи Бог государю царю и великому князю Иоанну Васильевичю всеа России самодержьцу, приведенъ бысть царь Симеонъ в царствующии градъ Москву. И не по мнози же времени молиша государя царя, дабы ему повелѣл прияти християньскую вѣру и повелѣлъ бы ему креститися. Царь же Иоаннъ Васильевич всеа России, вельми о семъ возрадовася и повели его крестити во имя Отца и Сына и Святаго Духа, Святыя Троицы. И повелѣ его государь царь отпустити в Торжек и во Тверь.

Егда бо ему, царю Симеону, жительство дѣяти в Торжку, и велию вѣру и любовь имѣти ко святому, и часто приходити во обитель // л. 7 об. // его, и касатися, и цѣловати честныя преподобнаго мощи. И помысли царь Симеонъ в сердцы своемъ, како бы ему устроити раку преподобнаго — скрывати и закрывати пречестное тѣло его. И повелѣ нѣкоторому древодѣльцу, именем Гавриилу, пореклу Сопленок, сотворити у гроба преподобнаго по хотѣнию своему. Древодѣлецъ же своим небрежениемъ и безстрашиемъ одержим и от простоты своея поруши нѣкакимъ древомъ ногу мощей преподобнаго.

И паки преподобный явися в полудне наставнику обители своея, именем Мисайлу. Прииде бо преподобный в кѣлию его, наставнику же в малъ сонъ сведену бывшу, и зрит явственно своима очима // л. 8 // преподобнаго отца нашего Ефрема. Начаша ему преподобный глаголати о бестрашии и небрежении древодѣльца того, и невѣжды того нарече. И показа ногу свою наставнику тому, язву, и рече ему:

«Сей сотвори мнѣ древо-дѣлатель неразумиемъ своимъ и безстрашием на ноги моей сию язву. Ты же скоро повѣждь се царю Симеону, дабы пременилъ сего древодѣлателя».

Настоятель же сей Мисаилъ, абие возбнувъ от сна своего, и видитъ преподобнаго явственно, исход его ис кѣльи своей. Он же исполнися страха, и радости, и трепета, и скоро повѣдает о семъ царю Симеону, како онъ преподобнаго видѣ и что быша к нему глаголы его, // л. 8 об. // и како повелѣваетъ пременити древодѣлателя сего.

Царь же, сия слышав от настоятеля обители тоя, повелѣваетъ сотворити у раки святаго иному древодѣльцу, именемъ Давиду. Не точию сие едино повелѣ сотворити, но и паче же повелѣ украсити церковь его пребожественными иконами, и святыми книгами, и драгими ризами, и всякими церковными вешьми, иная от имѣния своего даде на потребу монастырю тому.

Мнѣ же сия чюдеса многогрѣшному слышахъ тоя же Борисоглѣбския обители от священноинока именемъ Герасима, рукодѣлия же имуще ему икойному (sic) воображению тружающеся. И написалъ еси (sic) чюдо в хвалу же и // л. 9 // славу Богу, прославляющему угодники своя, в честь же и славу преподобному сему и великому всесвѣтлому свѣтилу, предивному и преславному и быстрому в скорбѣхъ и в болѣзни заступнику преподобному отцу нашему Ефрему архимариту, новоторжскому чюдотворцу. Богу нашему слава, честь, и держава, и поклонение, в Троицы славимому Господу Иисусу Христу, ему же слава и нынѣ и присно и во вѣки вѣков. Аминь.

¹ Полный текст «Сказания…» см. в Приложении.

² ОР РНБ, собр. П. П. Вяземского, Q. 265. Лл. 15–16.

³ ОР РНБ, собр. П. П. Вяземского, Q. 265. Лл. 16–17.

⁴ ОР РГБ, Рогожское собр., 636. Лл. 131 об. — 133.

⁵ ОР РНБ, собр. М. П. Погодина, 718. Л. 62.

⁶ ОР РНБ, собр. М. П. Погодина, 718. Л. 107.

⁷ Возможно, в первоисточнике было: «открывати и закрывати».

⁸ «Можно предположить, что покров “Ефрем Новоторжский” мог быть создан по повелению Годунова, особенно если иметь в виду теснейшую связь культа Ефрема с культом князя Бориса, патронального святого Годунова» («Иконография восточно-христианского искусства» [Электронный ресурс]. URL: https://icons.pstgu.ru/needlework/1255 (28.02.2022)). См. также сайт Всероссийского художественного научно-реставрационного центра имени академика И. Э. Грабаря: http://www.grabar.ru/data/catalogue/cloth/pokrov_svyatoy_efrem_novotorzhskiy/index.php#image-7 (28.02.2022). В описи 1624–1625 гг. перечислены два покрова, первый из них «Да покров площеница, а на нем образ шит преподобного чюдотворца Ефрема, а по краем шит тропарь и кондак» [Писцовые и переписные книги Торжка: 24]. В описи Торжка 1686 г. исследуемый покров описан вторым из пяти: «…покров камка лазоревая, а по камке вышит преподобной Ефрем чюдотворец разными шолки, а венец шит золотом, а в венцы десеть звезд, а осажено жемчюгом, а в звездах десеть камышков плохих всяких цветов, а около покрова подпись шита золотом» [Писцовые и переписные книги Торжка: 176–177].

⁹ Текст чуда публикуется по списку, хранящемуся в ОР РНБ, собр. П. П. Вяземского, Q. 265: Житие Ефрема Новоторжского, перв. пол. XVIII в., в 4-ку, 39 лл., полуустав одной руки. Рукопись содержит Первый вариант Пространной редакции Жития (см.: [Галашева: 193–194]). Текст публикуется по правилам, принятым в ТОДРЛ.

Об авторах

Татьяна Николаевна Галашева

Автор, ответственный за переписку.
Email: ta.ni.ma@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-9516-8513

младший научный сотрудник

Список литературы

Дополнительные файлы